Три убийства Арсена Люпена - [14]

— Прекратите болтовню, — резко бросил господин Борели. И приказал стражникам:

— Отвести его в камеру… Для начала… Что касается посетителя…

Люпэн не успел более что-нибудь узнать о намерениях господина Борели в отношении старика Штейнвега. Но для него это уже мало что значило. Он уносил в свое одиночество груз гораздо более важных проблем, чем судьба старика. В его руках была теперь тайна Кессельбаха!

Глава 3 Великая комбинация

I

К его величайшему удивлению, Люпэна не посадили в карцер. Господин Борели лично пришел несколько часов спустя, чтобы сказать, что считает такое наказание ненужным.

— Более чем ненужным, господин директор, — опасным, — заметил тут Люпэн. — Опасным, неуклюжим, неправомерным.

— Почему же? — спросил господин Борели, которого его подопечный все больше и больше беспокоил.

— А вот почему, господин директор. Вы только что вернулись из префектуры полиции, где рассказали кому следует о том, что заключенный Люпэн взбунтовался; где показывали разрешение на посещение, выданное человеку по имени Стрипани. И в свое оправдание привели тот факт, что, когда названный Стрипани представил вам разрешение, вы проявили предусмотрительность, позвонив по телефону в префектуру и выразив свое удивление. А из префектуры полиции вам ответили, что разрешение вполне действительно.

— Ах! Вы это знаете!..

— Я знаю об этом тем лучше, что из префектуры вам ответил один из моих агентов. Сразу же после этого, по вашей просьбе, ответственные лица провели расследование, которое показало, что данное разрешение на свидание — не более чем фальшивка. Теперь ведется розыск — кто его изготовил. И, будьте спокойны, ничто не будет обнаружено.

Господин Борели протестующе усмехнулся.

— Потом, — продолжал Люпэн, — допрашивают моего друга Стрипани, который без труда открывает свое настоящее имя — Штейнвег. Следовательно, заключенный Люпэн сумел привести кого-то в тюрьму Санте и беседовать с ним в этом месте целый час. Какой скандал! Не лучше ли его замять? И Штейнвега отпускают, а господина Борели направляют в качестве посланника к заключенному Люпэну, со всеми полномочиями на то, чтобы купить его молчание. Это правда, господин директор?

— Всецело и полностью! — сказал господин Борели, избравший шутливый тон, чтобы скрыть охватившую его неловкость. — Можно подумать, вам даровано двойное зрение. Значит, вы принимаете условия?

Люпэн рассмеялся.

— То есть иду навстречу вашим проблемам! Да, господин директор, успокойте господ из префектуры. Я буду нем. В конце концов, на моем счету достаточно побед, чтобы оказать вам снисхождение, храня молчание. Никаких сообщений прессе не сделаю… по крайней мере по данному поводу.

Это означало — оставить за собой право делать такие сообщения по другим вопросам. Вся деятельность Люпэна, в сущности, стремилась к этой двойной цели: сообщаться со своими друзьями и с их помощью вести в прессе одну из тех кампаний, в которых он проявлял такое мастерство.

С самого момента своего ареста, впрочем, он снабдил обоих Дудвилей соответствующими инструкциями и теперь полагал, что подготовка была почти закончена. Каждый день добросовестно трудился над изготовлением конвертов, бумагу для которых ему приносили по утрам в пронумерованных пачках и которые по вечерам забирали, сложенными и смазанными клеем. Поскольку же распределение пакетов по номерам между заключенными, избравшими этот вид труда, всегда производилось одинаковым образом, бумага, поступавшая к Люпэну, должна была носить каждый день один и тот же порядковый номер. Практика подтвердила этот расчет. Оставалось лишь вступить в сговор с одним из служащих того честного предприятия, на которое была возложена доставка и реализация готовых конвертов.

Это не оказалось трудным.

Уверенный в успехе, Люпэн спокойно ждал, чтобы сигнал, о котором условился со своими друзьями, появился на верхнем листке бумаги в его пакете.

Время, впрочем, текло быстро. К полудню состоялся ежедневный визит господина Формери, в неизменном присутствии мэтра Кимбеля, его адвоката и безмолвного свидетеля. Заключенный подвергся напряженному допросу.

Люпэн забавлялся, дурача всех. Убедив в конце концов следователя в своей непричастности к убийству барона Альтенгейма, он признался в целом ряде выдуманных правонарушений, и организованные тут же господином Формери расследования приводили к ошеломляющим результатам, к скандальным ошибкам, в которых публика узнавала личный почерк того величайшего мастера иронии, каким был Люпэн. Невинные, мелкие игры, как он сам говорил. Надо же было ему поразвлечься! Но близился час для более серьезных дел. На пятый день Арсен Люпэн заметил на принесенном ему пакете условный знак, проведенную ногтем черту поперек второй страницы.

«Наконец, — подумал он, — мы приближаемся к цели».

Он извлек из тайника крохотную бутылочку, открыл ее, понюхал, смочил палец содержавшейся в ней жидкостью и провел им по третьему листку бумаги. Минуту спустя на ней начали проступать неясные черточки, постепенно складывавшиеся в буквы, потом — в слова, наконец — в целые фразы.

Вскоре он прочитал:

«Все идет как надо. Штейнвег на свободе. Скрывается в провинции. Женевьева Эрнемон здорова. Часто навещает в отеле Бристоль госпожу Кессельбах, которая хворает. Каждый раз встречается там с Пьером Ледюком. Отвечайте тем же способом. Опасности нет».