Три стороны моря - [6]

И она сказала:

— Если ты, сын мой, не освободишь тело брата своего от пут, если не вернешь его для восхождения к свету, если оставишь демону-змею Апепу… Я пойду и расскажу о тебе начальнику стражи.

Для воссоединения головы с телом необходимо тело. Это бесспорно. На то, чтобы добыть тело, есть ночь и некоторое количество несчитанного золота. Это тоже правда. И стражами на ночь поставлены бородатые азиаты, от макушки до мизинцев на ногах преданные своему предводителю, который так же неподкупно предан Великому Дому.

Ба зажмурил глаза. Он ожидал, что ему представится казнь на следующий день и собственное тело на соседнем столбе. Но вместо этого брат Аб подмигнул из Туата, знакомо усмехнулся и сказал: «Ба, послушай, у тебя-то голова на месте!»

И сразу караван отправился из оазиса в шести часах пути от города Рамзеса. Хотя караван — большое слово, долгое и обстоятельное. Из оазиса лучших виноградников выступили четыре осла, навьюченные мехами. Они должны были войти в город под утро, когда диск еще не прогнал темноту, но демоны ночи уже боятся. Они должны были пройти через те самые ворота и мимо столба с висящим телом вора.

По дороге караван (ценность вина, чрезвычайно дорогого в этой стране, даже четырех жалких ослов позволяет назвать караваном) остановился возле странного места. Три лачуги, а за ними сад с диковинными цветами. Здесь жили торговцы травой забвения, и травой ликования, и травой сна, и травой мужской силы. Хозяина ослов встретили как знакомого. Но что выбрал он на сей раз — неизвестно.

Должность чати (или верховного визиря) была практически бесконтрольна при слабых правителях и мучительно сложна при Рамзесе Втором.

— За несколько раз (мы не знаем сколько) они унесли тысячу сто тридцать шесть дебенов золота и четыреста пятьдесят четыре дебена серебра, два отреза виссона да еще ладан… И пять камней… Впрочем, не лучших. Лазурит да сердолик. О чем это говорит?

— Об их дерзости, о могущественный!

— Это говорит о том, что они обходились без света. Золото рассыпано, камни первые попавшиеся. Я понял это давно, потому и выбрал капканы. И это говорит о том, что воры были уверены в будущем. В том, что им удастся проникнуть еще и еще.

— Почему, Великий Дом?

— Всего лишь полторы тысячи дебенов.[29] Это немного. Этого недостаточно до конца жизни.

Посреди ночи послышались звуки. Приближающееся шуршание и шаги.

— О! — бородатый азиат поднял палец.

Из темноты выдвинулось пятно света. Страж разочарованно выдохнул. То всего лишь купец с факелом вел за собой ослов с грузом. Торговец, очевидно, намеревался добраться до города утром, но получилось чуть быстрее.

Четыре навьюченных осла один за другим проходили мимо столба, и стражники мрачно провожали их скучными ночными взорами.

— Пять ослов тащатся, — сказал кто-то с привычным оскорбительным вызовом, никогда не находящим ответа.

Торговец обернулся. Страж гикнул — ослы дернулись.

— А-ах! — отчаянно крикнул торговец и бросился к третьему в шествии ослу.

Пятно света переместилось, стражи увидели, что меха развязались и на землю льется подозрительная жидкость. Слугам Великого Дома хватило мига, чтобы очутиться рядом.

— О! Друг! Да ты везешь вино! Во дворец?

— Нет. Проклятье!..

— А куда?

— Просто богатому человеку. Проклятье! Проклятье!..

Торговец причитал, стараясь перехватить меха веревкой и вновь обуздать их. Стражи наперебой принялись помогать в борьбе с мехами, отчего те совсем распоясались. Вино проливалось, свет от факела плясал.

— Друг, угости нас.

— Это же не пиво, это очень дорогое вино.

— Ты считаешь, мы недостойны хорошего вина?

Купец все-таки совладал с мехами и теперь крепко завязывал отверстия.

— А что ты здесь делаешь ночью, ответь-ка? Может быть, ты под видом торговца решил пробраться и украсть тело этого преступника?

— Я там ничего не вижу.

— А ты подойди, посмотри. Знаешь, кто это висит? Знаешь, зачем он висит?

— Отпустите вы меня ради священной триады этого города! — взмолился и без того расстроенный торговец.

— О, по выражению лица твоего я вижу, что ты сочувствуешь преступнику.

— Я и так потерял всю прибыль из-за того, что эта дрянь развязалась!

— Теперь я убежден, он прокрался, чтобы снять злодея со стены!

— Пусть ты достанешься змею Апепу, пусть не достигнешь прекрасного Аментета! Забирай вино…

— Друг!

— Забирай!

— Какой мех?

— Тот, что развязался.

— Но он снова завязан.

— Будь он проклят! За это вино можно купить десяток ослов!

Стражник принял мех, подумал и предложил:

— Выпей с нами, купец.

— Мне не до веселья!

Пятно света удалялось, дрожа от негодования и обиды.

— Удача, — сорвалось с губ кого-то из бородачей.

Дрожащее пятно света возвратилось.

— Что, друг? Если ты за своим мехом, он еще занят. А если хочешь вернуть вино, считай, мы его уже выпили.

— А-а!.. Я разорен. Сколько возил это вино, никогда его сам не пробовал. Когда ж еще?

Стражи расхохотались.

Повозившись над узлом, кто-то сказал:

— Хорошо, что ты вернулся. Без тебя мы б его не развязали.

— Еще бы… — проворчал торговец.

Когда ночная темень стала отступать, когда без факела можно было видеть предметы, когда Рамзесу последний раз за ночь приснилась Нефертари, стражи-азиаты уже валялись со счастливым отсутствием любых мыслей в глазах. Крепкое вино, действительно самое дорогое из вин западного оазиса, в сочетании с травой сна умело обеспечивать глубоким счастьем даже озабоченных и напряженных. Улыбка детства гостила на лице главного стража.