Три сонета Шекспира - [8]

— С дисциплинкой у него было неважно, хромала дисциплинка. То, понимаете ли, на его посту какие-то личности появляются, это называется друзья подошли пару слов сказать, то, наоборот, запрет проходную и сидит, молчит, на вызовы не отвечает. Или… Служебная необходимость заставила меня предложить ему другой пост. Ни в какую! Вообще, должен вам сказать… Привилегий требовал, а я таких людей, признаюсь, не люблю. То квартира ему нужна, то очередное звание присваивай, выслуга подходит, а сам тут же снова нарушает дисциплину, опять у него «друзья» под боком крутятся, да еще при погрузке присутствуют. — Хрисанфов скептически поморщился. — Знаете такое выражение, Любовь Карловна, «портовый бич»? Этих людей гложет лишь одно: заработать, извините, на пару пузырей самогона, да на кило картошки, а ведро рыбы они сами наловят. Чтоб следующий день прожить. Ночью — снова сюда с той же целью. Думаю, Иванцов с этих бичей брал подать, чтоб пристроить их на погрузку.

— Но это же мелко… Да и не пристало сотруднику… За такое гонят!

— А я и хотел гнать! Особенно после рапорта старшего лейтенанта Кашина о том, что уснул Иванцов на посту. Да там жена резвая, дошла до самого Николаева и добилась его заступничества. Тот мне объяснил, что Иванцов человек еще молодой, впечатлительный, что дите у него малое, жизнь нелегкая, дома условия плохие. Словом, ангел, а не сержант. Все виноваты, всё виновато… Вот такие дела, милая Любовь Карловна. Что вас еще интересует?

— Все, что вы можете добавить к портрету этого человека. И еще — кто может знать, кто может узнать, если видел в лицо, дружков Иванцова?

— Одного, чернявого, я и сам запомнил. Горец он или грек. У нас тут такие края — полная дружба народов. Представьте картинку: Иванцов на посту, рация на плече, пистолет на боку, и, эдак покуривая, лясы точит. Я в машине ехал, патрульной. Точно не скажу, но показалось мне, что-то они друг другу передавали. Эх, подумал тогда, еще только валютных сделок мне не хватает среди личного состава. Вызвал Кашина, велел проследить. Видел-то издали, а подошел бы, спросил, они бы отбрехались, попрятали бы все, что там у них было, чеки «березовые» или еще что. Кашин обещал приглядеть, только на второе или на третье дежурство после этого та беда случилась.

Из порта Люба поехала к Иванцовой. Надежды дома не оказалось. Люба хотела подождать, но высунувшаяся из окна соседнего дома женщина крикнула ей:

— Надю не ждите, она к матери в «Цитрусовый» уехала… У нее отгулы…

«Просто поразительно! Мать Надежды Васильевны работает в том совхозе, продукцию которого охранял убитый муж. Да так ревностно, что ни под каким видом не желал менять поста. А когда дело дошло и вовсе до увольнения, не Иванцов, жена его прорвалась к высокому начальству… Эта семья была заинтересована, чтобы один из ее членов охранял совхозные мандарины. И друг детства Иванцова — директор того же совхоза. Не знаю, как мне, а Нечитайло эти факты должны быть небезынтересны. Может быть, вообще рядом с совхозом зарыта собака — не зря же Быков советовал далеко в розыске от совхоза не уходить?»— думала Люба, направляясь к автобусной остановке.

Она прошла метров двести, когда вдруг из-за угла на большой скорости выскочил старый «Запорожец». Люба посторонилась, стараясь одновременно обойти и огромную лужу. Она прижалась к забору, но водитель «Запорожца» словно не видел женщину. Лихо форсировал водную преграду — и на Любу обрушился шквал грязной воды, обдавший ее с ног до головы. «Хулиганство…»— процедила Люба сквозь зубы, отряхиваясь, но ничего не могла сделать, платье было испорчено. Лен быстро впитывал жижу, вышивку покрыли бурые пятна. У Любы на глаза навернулись слезы.

IX

Николаев ждал терпеливо. Заметил, как Виртанен юркнула в дверь гостиницы, сердце дрогнуло, но решил подождать еще полчаса. Виртанен вышла минут через двенадцать. Другая прическа, другое платье. Он порадовался: если дама меняет туалеты перед свиданием, это кое-что да значит.

Любовь Карловна села к нему в машину. Посмотрела на него испытующе. Он покраснел. Ему показалось, что вот сейчас она скажет то, что он так боялся от нее услышать. Она говорила с Хрисанфовым. Тот человек прямой, даже слишком прямой. Он мог сказать, что подполковник Николаев… И Николаев загадал: если Виртанен первой заговорит о расследовании, это их последняя встреча. Он не сможет видеть ее.

Но Люба положила свою руку на руль рядом с его рукой, спросила:

— Какова же вечерняя программа?

— Я очень хочу одного: чтобы вы отдохнули. Наверное, день был утомительным?

— Не слишком. Иванцова уехала, я потеряла время.

— Да? — переспросил Николаев, искренне удивившись. Сам он не отправлял Иванцову, кто же тогда выполнил указание Разинской? Спросил Виртанен:

— Куда же она могла уехать? Надолго?

— Соседи говорят, к матери в совхоз за отгулы, а вот сколько у нее этих отгулов, не сказали. Вы случайно не знакомы с матерью Надежды Васильевны?

— Видел раза два. А что?

— Кем она работает в совхозе?

Николаев пожал плечами:

— Ей-богу, никогда не интересовался. В командный аппарат не входит, это точно. Знаете, Любовь Карловна, это от вас Надя уехала. От разговора с вами. Не нужны ей эти разговоры. Она и так немало пережила.