Три сестры, три королевы - [10]

Но, право слово, как бы я могла ее расстроить? Она делает вид, что не понимает ни английского, ни французского, на котором я обращаюсь к ней, а заговаривать с ней на латыни я даже не пыталась. Даже если бы я и хотела излить ей свое горе или показать неприязнь, мне бы не удалось найти слова, которые она могла понять. Когда я заговариваю с ней по-французски, она делает вид, что вовсе меня не слышит, а за общим столом я поворачиваюсь к ней таким образом, чтобы ей было понятно – мне нечего ей сказать. Она отправилась в Уэльс с самым красивым, добрым и любящим принцем, которого видел этот свет, и не уберегла его. Теперь он мертв, с ней все носятся здесь, в Англии, а я не должна ее расстраивать? Неужели мать вовсе не заботит, что это она может расстраивать меня?

На ее содержание уходят немыслимые средства, потому что она живет в Дарем Хаус на Стрэнд[6]. Наверное, ее отправят обратно, в Испанию, но отец не желает оплачивать ее путешествие как вдовы своего сына, поскольку он все еще не получил всего ее приданого. Одно их венчание стоило немыслимых денег: замок, танцоры, паруса из персикового шелка на игрушечном корабле! Английская казна никогда не была бездонной. Мы живем в роскоши, подобающей королевской семье, но отцу приходится платить целому сонму шпионов и армии гонцов, разосланных по всей Европе, где двоюродные и троюродные братья по линии Плантагенетов плетут интриги и замышляют вернуть себе трон Англии. Сохранение королевства с помощью подкупа друзей и шпионажа за врагами выходит казне в звонкую монету, и отцу вместе с бабушкой приходится все время изобретать новые налоги и подати, чтобы она вконец не иссякла. Мне думается, что отцу не удастся найти денег на то, чтобы отправить Екатерину в страну Горделивых Принцесс, поэтому он держит ее здесь, утверждая, что она найдет утешение в семье ее покойного мужа, пока сам договаривается с крайне озлобленным отцом молодой вдовы об условиях ее возвращения в Испанию и окончания взаимных выплат.

Она должна пребывать в трауре и оплакивать утрату в горестном одиночестве, но я постоянно вижу ее при дворе. Однажды днем я прихожу в детскую и нахожу ее перевернутой вверх дном, и в эпицентре этого беспорядка вижу ее: они с моей сестрой Марией играют в рыцарский турнир. Они выложили подушками разделитель, отделявший одного коня от другого, и бегали вдоль него, целя друг в друга подушками, когда оказывались рядом. Мария, у которой успело войти в привычку тихо и жалостливо всхлипывать каждый раз, когда во время церковных служб упоминалось имя Артура, на моих глазах радостно носилась по комнате, заливисто хохоча. Чепец был сорван, копна золотистых кудрей рассыпалась по плечам, а юбки заткнуты за пояс, чтобы не мешали ей бегать, словно она не принцесса, а какая-то крестьянка, догоняющая свою телушку. И Екатерина больше не была похожа на убитую горем вдову: она придерживала черные юбки одной рукой, била ногой в дорогой туфле по полу, галопировала по своей стороне прогона, чтобы зажатой во второй руке подушкой легонько стукнуть мою сестру, пробегающую по другой стороне. А нянечки и служанки вместо того, чтобы призывать их к порядку, смеются и подбадривают криками.

Я решительно врываюсь в самую гущу веселья и строго вопрошаю, как сделала бы моя бабушка:

– Что здесь происходит?

Я больше не произношу и слова, но готова поклясться, что Екатерина меня поняла. В ее глазах гаснут искорки смеха, и она разворачивается ко мне лицом, чуть пожав плечами, намекая, что не видит в происходящем ничего особенного: всего лишь играет с моей сестрой в ее детской.

– Ничего. Здесь ничего не происходит, – отвечает она по-английски с сильным испанским акцентом.

И тогда я убеждаюсь в том, что она прекрасно понимает английскую речь, как я и подозревала.

– Сейчас не время для глупых игр, – громко заявляю я. И снова мне в ответ лишь чуть пожимают плечами. С внезапным уколом боли я вдруг думаю, что Артур мог находить этот жест очаровательным.

– Мы сейчас в трауре, – продолжаю я, строго и сурово глядя в каждое опущенное лицо, как делала бабушка, устраивая выволочки всему двору. – И мы не играем в глупые игры, словно деревенские дурочки.

Сомневаюсь, что Екатерина понимала, кто такие эти деревенские дурочки, но по моему тону было несложно догадаться, что именно я имела в виду. Ее щеки стали заливаться румянцем, и она выпрямилась во весь свой рост. Удивительно, но при том, что она не была рослой, она вдруг оказалась выше меня. Ее темно-синие глаза смотрели прямо на меня, но я не отводила взгляда, мысленно призывая ее возразить мне.

– Я просто играла с вашей сестрой, – тихо сказала она. – Ей необходимо хоть немного радости. Артур не хотел, чтобы…

Мне невыносимо слышать это имя из уст этой пришелицы из далекой Испании, которая забрала его у нас и была рядом с ним в его последний час. Да как она смеет так просто говорить «Артур не хотел» и говорить это мне, той, которая не может выговорить это имя из-за невыносимой боли!

– Его величество не мог не хотеть, чтобы его сестра вела себя подобающе принцессе, – бросаю я, не думая о том, что в этот момент походила на бабушку более, чем когда-либо. В этот момент Мария разражается слезами и бросается к одной из нянечек. Я не обращаю на это ни малейшего внимания. – Двор пребывает в глубоком трауре, и здесь не должно быть никаких шумных игр, балов или глупых поединков. – Я окидываю Екатерину презрительным взглядом. – Вы удивили меня, вдовствующая принцесса. Я с сожалением поведаю бабушке о том, как вы забылись.