Три сестры - [6]

– Для этого у вас еще полно времени. Ну давай, помоги старику.

Когда за Ицхаком и Ливи закрывается дверь кухни, Циби поворачивается к матери:

– Ладно, что у вас происходит?

– Пойдем со мной, – говорит Хая, отводя дочь в спальню и закрывая за собой дверь.

– Мама, ты меня пугаешь. Рассказывай!

Хая делает глубокий вдох:

– Твоя сестра будет работать на немцев, за ней приходили глинковцы. – Хая с трудом заставляет себя взглянуть на Циби. – Завтра ей велено прийти в синагогу. Я не знаю, куда ее отправят, но мы надеемся, это ненадолго и… и…

Хая тяжело опускается на кровать, а Циби продолжает стоять, уставившись на то место, где только что стояла ее мать.

– Но они не имеют права. Она еще ребенок. Что она может делать для немцев? – Циби скорее обращается к себе, чем к матери. – А дядя Айван не может помочь?

Хая рыдает, закрыв лицо ладонями:

– Никто не может нам помочь, Циби. Я… я не смогла их остановить. Не смогла…

Циби садится рядом с матерью и отводит ее руки от лица:

– Мама, я обещала заботиться о сестрах. Разве не помнишь?

За столом при зажженных свечах собралась на ужин семья Меллер, и каждый спрашивает себя, когда они снова соберутся вместе. Они произносят молитвы о Магде, о покойном отце девочек, о покойной жене Ицхака, их бабушке. Они стараются получить удовольствие от общения друг с другом, как это было всегда, но над столом им мерещится какая-то пугающая тень.

Тарелки пусты, и Хая дотрагивается до руки Ливи. Циби протягивает одну руку сидящему рядом Ицхаку, а другую – матери. Ливи берет деда за руку, все время глядя через стол на Циби. Семейный круг крепок. Циби выдерживает взгляд Ливи. Хая не поднимает глаз, не в силах остановить струящиеся по лицу слезы. И только когда Хая не может больше сдерживать рыдания, девочки устремляют взгляды на мать. Ицхак высвобождает руки, чтобы обнять дочь.

– Я уберу со стола, – тихо говорит Ливи, вставая.

Но Циби берет из рук Ливи тарелку:

– Оставь, котенок. Я сама уберу. Иди готовься ко сну.

Хая и Ицхак не возражают, и Ливи тихо выходит из кухни.

Циби ставит тарелку на стол и шепчет:

– Я поеду с ней. Она еще ребенок и не может ехать одна.

– О чем ты говоришь? – Ицхак в смятении морщит лицо.

– Завтра я поеду с Ливи. Я позабочусь о ней, а потом привезу ее к вам. Покуда я дышу, с ней ничего плохого не случится.

– В их списке только ее имя, они могут не разрешить тебе, – рыдает Хая.

– Мама, они меня не остановят, ты же знаешь. Если Циби чего-то захочет, она это получит. А вы позаботьтесь о Магде до моего возвращения.

Циби вздергивает подбородок. Она приняла решение. В свете свечей ее волосы отливают золотом, сверкают большие зеленые глаза.

– Мы не вправе просить тебя сделать это, – тихо произносит Ицхак, поглядывая на дверь спальни.

– Вам и не нужно, говорю же: я поеду. Значит, надо собрать два чемодана.

Хая поднимается со стула, чтобы обнять своего первенца, шепча в ее пышные волосы:

– Спасибо тебе, спасибо.

– Я ничего не забыла?

Из спальни появляется Ливи и останавливается у двери, не решаясь войти в комнату. В воздухе повисло напряжение. Ицхак подходит к Ливи, осторожно подталкивает ее к столу и усаживает на стул.

– Котенок, а ты знаешь, я завтра еду с тобой! – Циби подмигивает сестре. – Ты же не думала, что я позволю тебе веселиться в одиночку, правда?

– Что ты хочешь этим сказать? В списке нет твоего имени, только мое.

Как и Ицхак несколько минут назад, Ливи смущена, мужество покидает ее. Она пытается что-то сказать, шмыгает носом, чтобы сдержать слезы.

– Я сама об этом позабочусь, ладно? Ты должна знать, что с этого момента мы будем вместе. Кто еще будет отчитывать тебя за плохое поведение?

Ливи смотрит на мать и деда:

– Это вы сказали ей, чтобы она поехала со мной?

– Нет, котенок, нет. Никто не просил меня об этом. Я сама хочу. Я настаиваю на этом. Вспомни, как мы обещали отцу, что всегда будем вместе. Магда больна, и мы ничего не можем с этим поделать, но мы с тобой сдержим обещание и скоро вернемся домой.

– Мама?

Хая обхватывает ладонями лицо Ливи:

– Твоя сестра едет с тобой, Ливи. Понимаешь? Тебе не придется ехать одной.

– Будь с нами Менахем, он знал бы, что делать, как защитить своих дочерей, – охрипшим от слез голосом произносит Ицхак.

Хая, Циби и Ливи смотрят на плачущего старика, явно чувствующего свою вину от бессилия защитить девочек.

Три женщины заключают его в объятия.

– Дедушка, ты единственный отец, которого я помню. Ты всю жизнь защищаешь меня, и я знаю, ты будешь охранять нас с Циби, даже если мы не вместе. Не плачь, пожалуйста, ты нужен нам здесь, чтобы заботиться о маме и Магде, – упрашивает Ливи.

– Будь Менахем с нами, он не сделал бы больше того, что делаешь ты, отец, – добавляет Хая. – Ты оберегал нас и заботился о нашем благополучии со времени его смерти – уж поверь мне.

В кои-то веки Циби не находит что сказать. Она вытирает слезы со щек Ицхака, и этот жест красноречивее слов.

Ливи нарушает неловкое молчание, переводя взгляд с одного члена семьи на другого, потом на обеденный стол:

– Убрать со стола?

Ицхак сразу принимается собирать тарелки:

– Я сам. А вы, девочки, отдыхайте.

Циби входит в спальню, но не раздевается.