Три секунды - [110]

Гренс и Сундквист прибыли в расположение шведской лейб-гвардии в Кунгсэнгене с интервалом в две минуты. Стернер ждал их возле пропускного пункта. Он выглядел отдохнувшим, но одет был во вчерашнюю серо-белую камуфляжную форму. Форма была измята — эту ночь Стернер проспал не раздеваясь. Перед закрытыми воротами, на фоне полковых строений он казался типичным американским морпехом — стрижка «ежик», широкие плечи, квадратная челюсть. В кино такие ребята всегда встают слишком близко к герою и разговаривают слишком громко.

— Не успели переодеться?

— Так получилось. Когда меня вчера высадили… я пошел и лег спать.

— Спали?

— Как младенец.

Гренс и Сундквист переглянулись. Тот, кто выстрелил, — спал. А тот, кто принял решение стрелять, и его сослуживец не сомкнули глаз.

Следователи отметились на пропускном пункте, и Стернер повел их на пустынный двор между казармами — одинаковыми, озирающими каждого гостя строениями. Стернер шагал быстро, и Гренс еле успевал за ним. Прошли в первую дверь, поднялись по лестнице, дальше были длинные коридоры с каменным полом. Военнообязанные еще сидели в трусах, им предстоял день в униформе.

— Лейб-рота. Первая рота. Будущие командиры, останутся в армии дольше всех.

Стернер и его гости вошли в кабинет. Простая конторская мебель, стены давно пора побелить, на бетонном полу — линолеум.

Четыре рабочих места, по одному в каждом углу.

— Моих коллег сегодня не будет. Двухдневные учения на севере Уппланда, в районе Тиерпа. Так что нам никто не помешает. — Он закрыл дверь. — Я позвонил вам, как только проснулся. Меня выгнала из кровати мысль, с которой я заснул.

Стернер наклонился вперед.

— Я смотрел на него. В прицел. Я долго на него смотрел. Следил за его движениями, за его лицом почти тридцать минут.

— И?

— Он стоял в окне, его было видно полностью. Я слышал, как вы говорили — он знает, что его видят, он хочет продемонстрировать власть над заложниками, над ситуацией, может быть — над полицией. Вы говорили — он делает так потому, что уверен: он вне досягаемости.

— И?

— Вот что говорили вы. Что вы думали. — Стернер взглянул на дверь, словно желая убедиться, что она действительно закрыта. — Мне так не казалось. Там не казалось. И сейчас не кажется.

— Объясните-ка.

Гренс снова ощутил противное чувство, которое не дало ему спать и было как-то связано со сгоревшей мастерской.

Чувство, что что-то не сходится.

— Я смотрел на него в прицел. — Объект в поле зрения. Ожидаю приказа. — Не знаю… он как будто услышал. — Повторяю. Ожидаю приказа. — Что в него могут попасть.

— Не понимаю.

— Я прервался. — Жду. Объект не виден. — Я прерывался дважды.

— И что?

— И оба раза… он как будто знал, что я готов выстрелить. Он уходил в сторону так… точно.

— Он уходил несколько раз.

Стернер беспокойно поднялся, подошел к двери, подергал ручку, потом выглянул в окно, на посыпанный щебенкой двор.

— Верно. Но оба раза… ровно тогда, когда я должен был выстрелить.

— А в третий раз?

— Он стоял неподвижно. Тогда… как будто… он как будто решился. Стоял неподвижно и ждал.

— И?

— Один выстрел — одно попадание. Девиз снайперов. Я стреляю, только когда точно знаю, что попаду.

Гренс встал рядом с ним у окна.

— Куда?

— Куда?..

— Куда вы попали?

— В голову. Не обязательно целить в голову. Но у меня не было выбора.

— Как это?

— На большом расстоянии мы всегда целимся в грудь. Где самая большая площадь попадания. Так что я должен был бы целить в грудь. Но он все время стоял в профиль, и, чтобы площадь попадания была как можно больше… я выстрелил в голову.

— А взрыв?

— Я не знаю.

— Не знаете?

— Я не знаю.

— Но вы…

— Взрыв не имеет отношения к выстрелу.

Человек двадцать подростков в форме двумя колоннами маршировали по площадке.

Они пытались поднимать колени, одновременно отмахивая руками; какой-то пожилой шел рядом и что-то кричал.

У мальчишек ничего не получалось.

— Еще кое-что.

— Да?

— Кто он был?

— Зачем вам?

— Я убил его.

Обе колонны стояли неподвижно.

Пожилой в форме показывал подросткам, как маршировать, держа винтовку на плече.

Очень важно, чтобы все держали ее одинаково.

— Я убил его. И хочу знать его имя. Думаю, что имею на это право.

Гренс помедлил, посмотрел на Свена, потом на Стернера.

— Пит Хоффманн.

Лицо Стернера не дрогнуло; если он и знал Хоффманна, ему удалось это скрыть.

— Хоффманн. И у вас было его личное дело?

— Да.

— Я бы хотел перейти в канцелярию. Вы не составите мне компанию? Хочу кое-что проверить.

Эверт и Свен следом за Стернером пересекли площадку и оказались в небольшом здании канцелярии, где располагались кабинеты командира полка и штабных офицеров, а также офицерская столовая. Два пролета вверх, Стернер постучал по косяку открытой двери; немолодой человек, сидевший за компьютером, приветливо кивнул им.

— Мне нужен его личный номер.

Свен достал из внутреннего кармана блокнот, полистал, нашел.

— 721018–0010.

Пожилой мужчина ввел десять цифр, подождал несколько секунд и покачал головой.

— Родился в начале семидесятых? Тогда его здесь нет. Десять лет, если по закону. Документы старше десяти лет хранятся в Военном архиве. — Он с довольным видом улыбнулся. — Но… перед тем, как отправить документы в архив, я всегда снимаю копии. Они здесь. Личный архив шведской лейб-гвардии. Данные обо всех юношах, которые служили здесь в последние тридцать лет, — в шкафах в соседнем кабинете.