Три руки для Скорпиона - [7]

Тонкий, как лезвие кинжала, нос, темные, близко посаженные глаза. Узкие, презрительно поджатые губы, острый подбородок. Короче говоря, ни с первого, ни, пожалуй, даже с десятого взгляда лицо этого человека не вызывало доверия.

Как только этот человек подъехал к вождю, Старкаддер едва заметно пожал плечами и бросил взгляд на моего отца. Мы обменялись мыслью о том, что вождь, по-видимому, ждет: лорд-смотритель Юга сделает первый шаг.

Последовавшая пауза явно не вызвала одобрения у бледного пугала. Он еще сильнее поджал губы, натянутые, словно тетива лука, — хотя, казалось бы, сильнее невозможно. Тогда гурлионский вождь обратился к нашему отцу:

— Его величество просит тебя, лорд Версет, оказать почести этому последователю веры Избранных. Его имя — Удо Избранный.

Наш отец, словно бы не обратив никакого внимания на столь необычное представление, устремил взгляд на незнакомца.

— Добро пожаловать, будь моим гостем, — сказал он, однако не присовокупил к этому сдержанному приветствию более ничего. Он не стал представлять Избранному нашу матушку и нас.

— Здесь все неверные? — требовательно вопросил Удо Избранный.

Мой отец на миг прикоснулся к краю широкополой шляпы — по всего на миг. Это было минимальное проявление любезности, далекое от той, с какой он обычно приветствовал добропорядочных людей.

— Под этим кровом, — резко выговорил он, — все мы — последователи господствующей церкви, преподобным главой которой является ее величество.

Худая физиономия Удо Избранного, казалось, разбухла. Похоже, он готов был возмущенно взреветь. Однако Старкаддер взял дело в свои руки, точнее говоря, в ноги. Он решительно шагнул вперед и встал перед нашим отцом, заслонив собой Удо Избранного.

— Прими приветствие от моего клана, лорд Версет, а также заверения в доброй воле его величества.

Старкаддер прикоснулся к рукояти своего меча, и мы заметили, что рукоять туго обвязана сплетенными в косичку золотыми, синими и зелеными ленточками, обозначающими объявление перемирия.

Наша матушка сошла с нижней ступени лестницы и присела в поклоне. Отец протянул ей руку, она снова поклонилась и положила пальцы на его запястье.

— Да послужит этот дом добрым кровом для вас, милорд, — сказала матушка. — Позвольте проводить вас в покои, отведенные для вас и ваших родственников.

Таким образом, подобающий ритуал встречи был восстановлен, и матушка с отцом повели гурлионцев в замок. Мы с сестрами были немало поражены дерзким поведением Удо Избранного, который, как было сказано, является представителем короля.

Коня лорда Старкаддера увел стражник. Вождь и его сын последовали за моими родителями. За ними устремились еще несколько мужчин. Судя по одежде, то были особы высокого положения. Однако жрец спрыгнул со своего пони и обогнал этих людей. К нашему изумлению, они даже не подумали его одернуть, хотя на лицах некоторых из них явно читался гнев.

Поравнявшись с нами, жрец остановился и уставился на нас с противной гримасой. Цепко прижимая левой рукой к груди книгу в металлическом переплете, упомянутую Рогером, правую он сжал в кулак и выставил большой и указательный пальцы. Затем он указал на нас.

— Вы должны стыдиться того, как выставляете свои тела на обозрение для искушения верных. Шлюхи вы, разодетые в шелка!

Словно бы швырнув эти слова к нашим ногам, как перчатку, Избранный поспешил вслед за Старкаддером.

«Нет! — Силла поспешно передала нам с Биной мысленный приказ. — Мы не должны никак на это отвечать! Этот человек — настоящий безумец!»

Согласившись с ее оценкой, мы ничем не выдали своего возмущения, и стороннему человеку могло бы показаться, что жрец одарил нас комплиментом.

Хотя мы очень хотели, чтобы матушка посоветовала нам, как вести себя после столь наглого оскорбления, мы не могли к ней обратиться, поскольку она, исполнив обязанности хозяйки, удалилась с отцом в покои для разговора с глазу на глаз. Мы понимали, что глупо ссориться с кем бы то ни было из гурлионцев. Однако не мешало вспомнить старую поговорку о том, что яда у гадюки хватает не на один укус. Не успели мы опомниться, как прозвучали фанфары, призывающие всех на пиршество.

Перед второй переменой блюд гадюка нанесла новый укус. В пиршественном зале горело столько свечей и масляных ламп, что мы могли хорошо видеть всех гостей. Столы были накрыты самой лучшей фамильной посудой. Согласно обычаю нашей страны, особы благородной крови сидели за главным столом, а за боковыми — гости более низкого происхождения. Кроме того, по обыкновению, женщины и мужчины за столы садились, чередуясь друг с другом.

В дальнем конце зала поспешно накрыли еще один стол. За него усадили возмутителя спокойствия — загадочного жреца. Один из наших сквайров поспешно собирал с пола посуду и еду — Удо все это скинул на пол, громогласно заявив, что такая роскошная утварь и такие изысканные яства оскорбительны, ибо правоверные не едят на серебре, и что ему нужен лишь черствый хлеб и похлебка.

Наши родители явно решили никак не отвечать на выходки Удо. Они позволили слугам принести жрецу то, чего он пожелал. Но мы понимали, что возмутительное поведение этого гостя вызывает гнев и у отца, и у матушки. Мы обменивались сердитыми мыслями, но при этом все трое улыбались и делали вид, что не слышим оскорбительных высказываний.