Три разных армии - [3]

Младший лейтенант наблюдал за танками в бинокль, а Хомич в окуляр прицела. Расстояние быстро сокращалось. Один из танков, имея преимущество в скорости, вырвался вперед. Наконец, Хомич дернул шнур. Снаряд прошил головной Т-3 как консервную банку, и, видимо, попал в отделение боеприпасов. Боекомплект детонировал. Танк подбросило на правый борт и перевернуло башней вниз.

— Вот это снарядики! — радостно воскликнул Хомич, — мне б такие под Курском.

— Готово, — не дожидаясь команды «заряжай», отрапортовал я.

Танки стали петлять и лавировать. Следующие несколько выстрелов прошли мимо. Когда расстояние сократилось до восьмисот метров, Хомич подбил еще один танк, который тут же загорелся. Немцы остановились. Азарт сыграл с ними злую шутку. Теперь в ловушке были они. Ибо стреляя на ходу, попасть в наше орудие было невозможно, а отступать или наступать под огнем такого меткого наводчика тоже верная гибель. Танкисты приняли единственно верное решение. Они спрятались за горящий танк и открыли по нам прицельный огонь.

Началась настоящая артиллерийская дуэль. Особо опасен был Т-4. У него, как и у нас было семидесяти пяти миллиметровое орудие. Густой черный дым горящего немецкого танка хорошо маскировал уцелевшие. Но и наше орудие за мощным природным бруствером было мелкой мишенью для их наводчиков. Немецкие снаряды либо пахали пригорок перед орудием, либо шли выше. Создалась патовая ситуация. Но боевой немецкий опыт взял верх.

Впопыхах мы не заметили, что рядом с нашей позицией был еще один холм. Он стоял чуть позади и левее, примерно, в десяти метрах от нашей позиции. Танкисты перенесли огонь на этот холм. Первый же веер осколков убил лошадей и возницу. Потом, младший лейтенант, схватившись за левый бок, со стоном повалился на землю. Хомич, не обращая внимания на осколки, все время командовал «заряжай». Сколько прошло времени не помню. Когда в очередной раз я оглянулся, оба подающих лежали мертвые.

— Снаряды к орудию, — оценив обстановку, скомандовал Хомич.

Ползком я добрался к лафету. В последнем ящике оставалось три снаряда. Отложив винтовку, я потащил ящик к орудию. По уставу нельзя во время боя держать снаряды возле орудия, но бегать под градом осколков за снарядами было еще хуже.

Вдруг ветер изменил направление, и дым от горящего танка потянуло в другую сторону. Воспользовавшись ситуацией, Хомич подбил торчащий из-за укрытия еще один Т-3. Но нас тут нас накрыл очередной веер осколков. Я почувствовал сильный удар в левое бедро. Жгучая боль и кровь появились одновременно. Забыв про Хомича, я разорвал санпакет и стал бинтовать ногу. Кровь сочилась через бинт и вскоре нога повисла, как плеть. Когда я поднял вверх голову Хомич сидел, уткнувшись лицом в прицел. Я позвал, но ответа не последовало, он был мертв.

Обстрел со стороны немцев прекратился. Я зарядил последний снаряд, стянул Хомича на землю и кое-как взобрался на место наводчика. Рядом продолжал стонать младший лейтенант. Единственно чем я мог объяснить прекращение огня немцами это то, что у них тоже кончились снаряды. Не знаю, сколько прошло времени, но пауза была длинная. Наконец, последний уцелевший немецкий танк вышел из своего укрытия и на полной скорости пошел на меня.

Конечно, на курсах учили, как пользоваться прицелом, и что заряжающий должен в бою заменить наводчика. Но одно дело экзамен, а другое реальный бой. К тому же, нога не просто болела, а горела огнем. Сделать прицельный выстрел, даже на таком минимальном для артиллерии расстоянии я не решился, и поступил по-другому: подпустил танк ближе. Правда танк мог свернуть и зайти с фланга, но он этого не сделал. Видимо, фашист поверил в гибель расчета, а раздавить гусеницами ненавистное орудие, отомстив за товарищей, посчитал долгом чести.

Расстояние быстро сокращалось. Я ничего не делал, чтоб танкисты не заметили шевеления орудия и не свернули на фланг. Сто метров, семьдесят, пятьдесят, тут я резко опустил ствол на прямую наводку и дернул за шнур. Снаряд попал в правую гусеницу танка.

Танк несколько раз повернулся вокруг оси. Снаряды у него действительно кончились, иначе он также, как и я, прямой наводкой покончил бы со мной. От танковых пулеметов защитил орудийный броневой лист. Наконец, кончились патроны и у пулеметчика. Щелкнул башенный люк, я услышал немецкую речь. Из люка вылезли танкисты и быстрым шагом направились ко мне. Автомат Хомича лежал в трех метрах, а винтовки подающих и моя вообще возле лафета. Попробовал шевельнутся в сторону автомата, но боль в ноге не позволила даже встать. Я перекрестился и стал читать «Отче наш».

Вдруг, слева, из-за холма, по которому до этого стреляли немцы, раздались две очереди из ППШ. Я потерял сознание.

Восемь суток лежал в госпитале, не приходя в себя.

Потом мне рассказали. Волею случая, наш бой в стереотрубу из штабного НП наблюдал сам Рокоссовский. Именно по его распоряжению к нам на помощь прибыл разведвзвод. Так, что я крестник самого маршала. Через три дня после боя в газете «Красная звезда» появилась статья «Подвиг артиллеристов» с портретами меня и младшего лейтенанта. В статье говорилось, что заряжающий артиллерийского расчета младший сержант Иван Лынчук, будучи серьезно раненый, после смерти своих товарищей не растерялся и в одиночку вел бой с четырьмя танками противника. Толи разведчики, толи корреспондент, что-то напутали.