Три рассказа - [4]
— А у меня жид жену убил, — так и не выпустив воздух, произнес Петровик.
И было непонятно, он новый анекдот начал, но забыл продолжение, или случай из жизни вспомнил — и все сказал?
— Что это, евреи умнее русских? — озаботился Утюг.
— Может и не умнее, — успокоил Матвеич. — Да живут три тыщи лет, поневоле поумнеешь.
— Как мамонты?
— Даже мамонты вымерли, — усмехнулся Матвеич.
— И жиды вымрут, — твердо пообещал Петровик.
— Слышь, студент, малява тут прибыла, таки бисеры — ослепнешь. Пока глаза у тя в очках, — Матвеич протянул крошечный листок.
Строчки мелких букв почти сливались. «Экий Левша малявил!» — удивился Коглис. Не акцентируя безграмотности автора, читал легко.
«Привет из Севера. Здраствуй друг Матвеич. Прими привет от Ваневитека. Вот так Матвеич. Матвеич папал я в вагон ни курящих. И ни знаю как выбраца атсюда. Одним словом караул. Матвеич паступил я в икспидицию на вахту. Матвеич кажный день по 20 километров на лыжах такая кара. Сработы придеш ишиш сибе пожрать. Это что за жись. Матвеич паконьчу я свою жись. Украсть ни вазможна кругом тайга атвалить без полезна зима в тайге замерзниш или растянут звери. Последнее эта если дастанишь кайфу то забудишь про все. Сразу жись хороша. А щас Матвеич кумарится на серци таскливо. Приду каво зарежу и сам вздернусь. Такое письмо ни писал бы никому кроме тебя низнаю увидица наверно ни придеца. Ни абмытого под лай собачий пахаронят. Если ты в этам самниваеся тагда я ни был человекам и ни буду им никогда. Дорога у нас адна магила или тюрьма. Надоела тюрьма и такая свабода каку мы видим. Матвеич хочица еще взглянуть на Макеевку но врятли. Я молодой но атжитый. Пишу тибе ат всево серца есть хоть друг высказать. Лучши бы мине срок наматали в Красноярске но я порезал сибе вены. Они крутили вертели и аткинули миня из тюрьмы. Вен нету одни узлы асталися. В маю месяце троница Ангара выбраца без полезна катера пайдут только летом. Матвеич еслиб увидил таво кто пасаветавал ехать на север то разарвал бы ево зубами. Пускай ево зарежит Барон или Саня. На этом все пиридавай привет Сахалину Мити Юрикам двоим и всем другим. Прасти за все атвет ни давай некуды да и ни получу. Дасвидания. Ваневитик.»
Коглис отрезвел — жаль Ваневитика. На крошечном листке уместилась вся его несчастная жизнь…
Литровая пластмассовая бутыль, с опустившимся центром тяжести, от случайного касания рукавом собралась упасть, но была подхвачена и последнюю «сулейку» разлили по кружкам.
— Царствие ему небесное, Ваневитику.
Помянули, крякнули и тут же Матвеич лукаво подмигнул:
— На художника учишься… Художником в зоне знашь кого зовут? Кто мажет говном стены. Ну, день прошел, ближе к смерти и к свободе.
Очнулся Коглис под утро, еще до подъема. Когда уснул? И вспомнил, опять с ужасом, где находится и сколько еще здесь просыпаться.
Снова переврали:
— Кагалис, на выход.
Следователь молча кивнул на «здрасте»:
— Есть основание… подпиской о невыезде… Крюков прооперирован… свидетели в вашу пользу.
— Эх ты, короб-корыто, корчагой покрыто, — укорил Коглиса Утюг. Что он имел в виду?
В камере новость была уже известна. Непостижимо, как и та, вообще до его здесь появления: «Бриц Шимпу жухнул», что в переводе с блатного «еврей убил», а «фухтель» — смелый еврей.
Ни к кому не обращаясь, Матвеич произнес:
— Шимпа западло двинул и зарядил динамо. Двигает фуфлом. Он как мартышка, все хитрит, а жопа голая. Ему давно надо было голову оторвать и дать в руки поиграться. Ладно, отрихтуем на штыке.
Коглис не все понял, но догадался, посягнувшему на воровскую кассу Шимпе не позавидуешь.
— Может бердыч с ним спустить? — позаботился Утюг.
— Не-е… — качнул головой Матвеич. — Не нагружай студента.
За проходной милицейский «газик», он и привез его сюда. Сержант кивнул сурово:
— Залезай!
— Что? А зачем? Куда?
— Какие мы нервные! — хихикнул, доволен, шутка удалась. — Ладно, лезь в кабину, а я в каталажку, мне едино. Велели тебя добросить, в электричках отмены, а мы аккурат в ту сторону.
На станции вылез из «обезьянника», сунул Коглису пухлую и теплую руку:
— Свиданьица не пожелаю, лучше прощевай.
Давид скинул кеды, грязные носки швырнул в кусты. Ступни наслаждались прохладой земли.
Успели повзрослеть листья берез. Веселые бездельники теперь шептались о пустяках, а таинственный зеленый дым их юности исчез бесследно. Слабо-голубым зноем звенел полуденный зенит. Снова эта тропа, и бревно на берегу пруда, он сел, прикрыл глаза, а если еще случайно коснуться бы ее колена…
ЗОНТИК
Волосы до плеч, аккуратным полумесяцем нос; семнадцать лет. Сразу заговорила со мной, будто давно знакомы, долго не виделись.
— Мама зонтик мне купила, — руки Этери дирижируют ее словами. Пышный бюст напирает, словно норовит задвинуть слушателя в такой угол, откуда не отступить, пока она не кончит свой монолог.
— Зонтик японский, он стоит 45 рублей, мама купила за 60. Я его три раза открывала — папе показала, маме, и еще раз — сама посмотрела. На свадьбе у подруги было 200 человек. Много, говоришь? Да это мало, даже 300 человек мало. У сестры двоюродной было 600. Где поместились? Улицу перегородили, столы поставили. Целую неделю варили, стряпали.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.