Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [99]

Шрифт
Интервал

Стрела двигалась совершенно безмолвно, без «тик-так», «тик-так», но, разумеется, двигалась вместе со своей вертикальной осью. И в то время, как Дроздов неподвижно стоял в самом центре круга и спокойно разворачивался по ходу Стрелы, на свободном ее конце Тонечка полностью испытывала воздействие окружной скорости. Поэтому ей было трудно там удержаться.

В какие-то моменты, как раз в те, когда Тонечка, должно быть, непроизвольно, но очень сильно, хотела быть убедительной в своем чувстве к Алеше Дроздову, глаза у нее теплели, темнели, округлялись и становились как бы не ее собственными, зато вся она остальная становилась собственностью этих глаз, так что их цвет, их округлость, их выражение подчиняли себе весь ее организм, ее дыхание и сердцебиение, а их тепло мгновениями накаляло ее всю, до кончиков пальцев на руках и ногах, до ноготков на кончиках пальцев… Такой видел Тонечку Дроздов.

— Ну, вот, — сказал Дроздов, — тебе хотелось времени? Сначала тебе нужны были часы и минуты, а потом хоть какое-нибудь, но Время? Ну, вот тебе это Время — без часов и без минут. Само по себе. Теперь ты счастлива, милая Тонечка?

Тонечка, продолжая молча балансировать, медленно приближалась к Дроздову по Стреле.

Когда движения у нее стали чуть-чуть увереннее, где-то на полпути она приостановилась, отдышалась, поправила на лбу локон и спросила:

— Я все-таки не понимаю, сколько теперь времени? — И она приложила пальчик к уху, слушая. Слушая неизвестно что.

По-прежнему беззвучно двигалась Стрела, и, нарастая, со всех сторон, доносился глухой, с нервными подъемами и спадами, вой пурги.

Пурга была где-то за оболочкой купола, который не столько просматривался в зеленоватой полутьме, сколько прослушивался: выла пурга, и грустно, колокольно отзывались на ее вой конструкции купола — стекло, металл и что-то еще.

Длинная остроконечная Стрела идеальных очертаний, идеально гладкой поверхности, идеально голубого цвета излучала собственный, тоже идеально голубой свет вверх, строго по вертикали, а посередине Стрелы, пронизанная этим светом, стояла Тонечка и снова жалобно и робко, боясь рассердить Алешу Дроздова, спрашивала у него:

— А все-таки, который же теперь час? Трудно, когда не знаешь, который час? И кто их только выдумал, эти часы? И зачем они? Который час?

— Часа уже нет. Есть Время, а больше ничего! — ответил ей Дроздов. — Поняла?

— Нисколько!

— Предметно: видишь, там, у конца Стрелы, откуда ты пошла ко мне, окружность? Видишь ее?

Тонечка оглянулась назад.

— Ну и что?

— Это циферблат!

— Как странно! — пожала плечами Тонечка. — Круг, и больше ничего! Никаких цифр! Никаких делений! Подразделений! Заметок! Никаких примет! И это — циферблат?

— Любая окружность, дорогая Тонечка, это тоже Время.

— Объясни, пожалуйста? Ты умный, на выпускном вечере все говорили, что тебе нужно поступить в аспирантуру! Объясни доходчивее!

Дроздов собрался с мыслями.

— Круг Времени может быть всяким, Тонечка. Он может быть суточным или годовым. Суточный состоит из четырех дуг — утро, день, вечер и ночь, — соотношение которых определяется географической широтой и временем года. Годовой круг тоже составляет четыре дуги, примерно тех же соотношений — это весна, лето, осень, зима. Они тоже зависят от географической широты и от времени… От времени чего? От времени какого следующего круга кратного четырем? Не знаю… Только этими двумя кругами — суточными и годовыми, — только ими я умею измерить свою, твою, вообще всякую жизнь. Только они для меня Время. Жаль, но что поделаешь, если я не знаю о Времени ничего больше! Однако не может быть, чтобы не было какого-нибудь следующего круга! И следующего за следующим! Они есть, а это ничего не значит, что я их не знаю. Я ведь не знаю их исключительно потому, что имею привычку не знать. И потому, что для меня не существует ничего, чего я не знаю. Так разве же такая привычка — это реализм? Это, дорогая Тонечка, черт знает что, — вот что это такое!

И уж если ты не хочешь этого черт знает чего, так поступи реалистично: представь, что вокруг тебя, и рядом с тобой, и в самой тебе, и над тобой множество чего-нибудь, чего ты не знаешь! Сделай такое усилие, представь, — а тогда все встанет на свои места, в том числе и неизвестные нам круги времени!

— Мне трудно стоять на таком ветру, Алешенька! — сказала Тонечка. — Ветер, и довольно холодный. Ты прекрасно объясняешь, но только…

— Так иди же, в конце концов, ко мне! У тебя была сия минута, чтобы пройти ко мне, у тебя есть Время, у тебя есть все Временные круги, которые я знаю и не знаю! Тебе служит самый совершенный, самый идеальный, а, следовательно, и самый красивый в мире механизм — вот эта Стрела и вот та окружность, к этому механизму неприложимо даже понятие к. п. д., настолько он совершенен, так будь же счастлива, так иди же ко мне! Что тебе еще мешает? Что? Ты только вспомни: мы с тобой живем! А ведь могли бы и умереть! Однако все, что есть и что было вокруг нас, нас спасло — и жизнь спасла, и смерть спасла, и мирное время, и даже военное! Так проникнись же благодарностью к Времени и доверием к нему, будь счастливой! Тебе все еще что-то мешает?


Еще от автора Сергей Павлович Залыгин
Свобода выбора

Произведения старейшего русского писателя Сергея Павловича Залыгина (род. в 1913 г.), всем своим творчеством продолжающего великие традиции гуманизма и справедливости, хорошо известны российскому читателю. Книги Залыгина говорят о многообразии жизни, о духовной силе человека, его неисчерпаемых возможностях. Включенные в настоящий сборник произведения последних лет (роман «Свобода выбора», повести и рассказы, а также публицистические заметки «Моя демократия») предлагают свое объяснение современного мира и современного человека, его идеалов и надежд, свой собственный нравственный и эстетический опыт.


После инфаркта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Экологический роман

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стариковские записки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тропы Алтая

«Тропы Алтая» — не обычный роман. Это путешествие, экспедиция. Это история семи человек с их непростыми отношениями, трудной работой и поисками себя. Время экспедиции оборачивается для каждого ее участника временем нового самоопределения. И для Риты Плонской, убежденной, что она со свое красотой не «как все». И для маститого Вершинина, относившегося к жизни как к некой пьесе, где его роль была обозначена — «Вершинин Константин Владимирович. Профессор. Лет шестидесяти». А вот гибнет Онежка, юное и трогательное существо, глупо гибнет и страшно, и с этого момента жизнь каждого из оставшихся членов экспедиции меняется безвозвратно…


Санный путь

Книга известного советского писателя Сергея Павловича Залыгина включает роман "Южноамериканский вариант", фантастическую повесть "Оська – смешной мальчик" и рассказы. Это произведения о непростой жизни и делах очень разных людей. Автор стремился показать своих героев во всей сложности их характеров и окружающей обстановки, в те моменты, когда с наибольшей яркостью проявляются в человеке черты его натуры.


Рекомендуем почитать
Лунный Пес. Прощание с богами. Капитан Умкы. Сквозь облака

КомпиляцияЛунный пес (повесть)Тундра, торосы, льды… В таком месте живут псы Четырёхглазый, Лунник, и многие другие… В один день, Лунник объявил о том, что уходит из стаи. Учитывая, каким даром он владел, будущее его было неопределённым, но наверняка удивительным.Прощание с богами (рассказ)Капитан Умкы (рассказ)Сквозь облака (рассказ)


Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.