Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [96]

— Неужели! Ну, а как мне начать, чтобы начать с самой себя?

— Просто, Тонечка! Вспомни, пожалуйста, свое детство! Ну?!

— Я была послушным ребенком. А послушным детям, когда они становятся взрослыми, трудно что-нибудь вспомнить о себе… Но я вспомнила: я любила большие тенистые деревья и маленьких розовых кукол.

— Вот-вот-вот! — обрадовался Дроздов. — И когда в детстве ты прикасалась к большому дереву или к маленькой розовой кукле, ты была убеждена, что они тоже прикасаются к тебе, что они чувствуют твое прикосновение к ним?

— Наверное… Вполне возможно, что так и было, — подумав, согласилась Тонечка.

— Значит, ты родилась с пониманием прямой и обратной связи с миром — с воздухом, с куклами, с деревьями, с солнцем, с людьми, — ты соприкасалась со всем на свете, а все на свете, когда ты была ребенком, тоже соприкасалось с тобой… А потом? С возрастом обратная связь исчезала, ты убедила себя, что ее нет, и прикасалась к своему любимому дереву, заранее зная, что оно не чувствует твоего прикосновения, что ты знаешь все и обо всем судишь, но все не знает, не ощущает и не судит тебя. И вот уже ты перестала знать, как мир относится к тебе, это тебе стало все равно, хотя ведь это он создал тебя, а не ты его! Ты хочешь узнать свое место в мире, не зная его отношения к тебе, где же логика? Ты пожимаешь руку любимому человеку; но даже и тут знаешь только свое рукопожатие, но как любимый человек чувствует твое прикосновение к нему, ты не знаешь! Где логика, я спрашиваю? Где же происходит наша жизнь, я спрашиваю, если она отчуждена от того мира, в котором она происходит?

— Действительно, — вздохнула Тонечка. — Чего-то нет, что обязательно должно быть. И во мне, и во всем.

— Ты поняла на «отлично»! А если поняла — совершай! Вот тебе мир, который чувствует малейшее прикосновение к нему, который способен выразить свое отношение к тебе! Прикоснись вот к этой пальме?!

Тонечка прикоснулась.

— Еще-еще! Посильнее. Ты чувствуешь ее?

— Конечно!

— А она тебя?

— Не знаю. Хотя подожди-ка! — Тонечка прислушалась и сказала тихо. — Ей приятно… Ей хорошо от моего прикосновения… Она уже начинает меня любить! — И вдруг Тонечка отпрянула от пальмы и, нагнувшись, схватила камешек, погладила его, послушала и положила его за бюстгальтер, подхватила горсть моря и выплеснула ее туда же, а потом сорвала травинку… Проделывая все это, она говорила: — Да, да, да! Ну вот, ну вот! Ну вот, все это знает меня!

Амплуа первой ученицы и даже старосты класса больше не нужно было Тонечке. Это было видно по выражению ее лица, по выражению ее фигуры, по выражению ее голоса, по выражению завитушки, которая подпрыгивала у нее на лбу.

— А если все это слишком возвышенно? Слишком возвышенные слова и чувства? — спросила она немного спустя. И немного погрустнев.

— Но ты о них знаешь, о возвышенных словах и чувствах? Да?! Значит, они существуют! Значит, кто-то должен иметь к ним отношение, быть к ним причастным!

— А если…

— Любовь минует всяческие «если». Как Азорские острова.

— А ты знаешь, что я хочу от любви, Алеша?

— Всего! Всего мира, но только через меня — вот чего ты хочешь!

И Тонечка сделала шаг к Дроздову, и Дроздов сказал:

— Прекрасный шаг!

— А что это? Так воет? — вдруг прислушалась Тонечка. — Где-то? За границей Земли Одного Человека?

— Еще один. Еще один прекрасный, ну? Шаг?! Ну?

Тонечка сделала еще один шаг. Сделала красиво, но не очень уверенно.

— Который теперь час? — спросила она. — Может быть, уже очень поздно? Уже не время? Который час?

— Ну, зачем тебе час? Ведь у тебя же есть мгновение?

— Мало ли, что оно есть. Но оно сейчас кончится?

— Разве ты умираешь?

— Нисколько. Кажется, нисколько!

— Тогда почему же оно кончится? Представь, что вся твоя жизнь — одно мгновение, ведь это логично и вполне соответствует научной истине! Но ведь в мгновении уже нет ни прошлого, ни будущего, только оно одно — настоящее. И только настоящее становится твоей жизнью.

— Так можно?

— Нельзя иначе: бессмысленно делить мгновение на прошлое, настоящее и будущее. И только в каком-то уж недетском возрасте ты додумалась до такой бессмыслицы. Все остальное — все дети, все звери, травы, все камни и воды — не поступают так глупо! Вот сейчас, когда ты впервые восстановила утерянную еще в детстве обратную связь с миром, когда не только ты прикасалась к пальмам и камням, но и они к тебе тоже, разве ты почувствовала в пальмах и камнях их прошлое? Или их будущее?

— Нет… Этого я в них не почувствовала.

— Совершенно верно! Это потому, что мир всегда только сиюминутен, а следовательно, бесконечен. Одно только настоящее, без прошлого и без будущего, — это и есть бесконечность! Любая птаха, любая корова, любой червяк живут в состоянии бесконечности!

— А все-таки, скажи, Алеша, который же теперь час? Мне трудно без этого, я давно привыкла чем-нибудь измерять свою жизнь. Я давно привыкла измерять чем-нибудь все на свете, для меня вообще не существует всего того, что я не в состоянии хоть как-то измерить!

— А любовь?

Тонечка не ответила. Она задумалась.

Медленно Дроздов вынул из кармана часы.

Он долго держал их в руке, не открывая, но Тонечка требовала. Требовала взглядом, всей своей позой, выражением лица. Дроздов колебался, а она требовала.