Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [203]

Но в то время, как Лян-старший был верен профессии и рассматривал пельмени как непоколебимую основу своего благосостояния, Лян-младший, Лян Баошань, полагал, что ему не пристало заниматься этим недостойным делом. Просто неудобно было молодому Ляну появляться в клубе, где каждый знал, что он — сын пельменщика и сам — пельменщик.

Хотя ему и было неудобно, он все-таки посещал клуб, так как надеялся, что рано или поздно он раз и навсегда перестанет быть сыном пельменщика.

И терпенье принесло свои плоды: спустя двенадцать лет после того, как старый Лян разбогател, и несмотря на то, что он разбогател, родственники Ляна-старшего надели по нему траур.

Ресторан, знаменитый своими пельменями, был продан, Лян-младший отказался от торговли мучными продуктами и любое утверждение, будто он — сын пельменщика, считал личным оскорблением.

Лян-сын стремился быть как можно более современным человеком, поэтому он искал для своего капитала новое поле деятельности, связанное с прогрессом и цивилизацией. И он приобрел пароход, который плавал от Ичана до Чунцина и обратно, а иногда спускался по Янцзы даже до Ханькоу.

Кажется, процент на капитал, вложенный в этот пароход, который, двигаясь вниз по течению, оставлял за кормою пенный след, а вверх нередко поднимался с помощью бечевы, был несколько ниже, чем приносили старику Ляну его пельмени.

Но Лян-сын и не думал делать сравнений. Он был не силен в исчислении процентов на капитал, и, кроме того, он руководствовался иными соображениями: ему важно было, чтобы ничто в его новом доме не напоминало пельменей и чтобы он имел средства для посещения дома развлечений и других домов.

Едва только Лян-сын почувствовал себя хозяином парохода, а главное — хозяином денег, как ему уже пришлось испытывать натиски судьбы, он сразу же понял, что не так это просто — быть современным коммерсантом.

Казалось бы, о чем заботиться: пароход плавает исправно, грузов и пассажиров сколько угодно, твердых тарифов на перевозки никто не устанавливает, хозяину всего 27 лет, и Чунцин — достаточно веселый город, чтобы люди всех возрастов нашли в нем развлечения по своему вкусу.

Однако же день за днем приносил молодому коммерсанту все новые и новые заботы, потому что милитаристы грабили купцов, и особенно легкой и заманчивой добычей был для них пароход, когда он медленно поднимался вверх по течению, с переполненным трюмом и с массой беззащитных пассажиров на палубе.

Молодому Ляну надо было срочно изыскать какой-нибудь выход из создавшегося положения. Но какой?!

Однажды он сидел в клубе и за соседним столиком увидел француза. Он видел его не раз и прежде, и всегда за одним и тем же занятием: француз перебрасывал на ладони две или три монеты — английский доллар, французский франк и еще какую-то третью, тоже заморского происхождения, кажется — шведскую крону… Сразу было видно, что человек подбрасывает на ладони все свое движимое и недвижимое имущество.

Но все-таки это был француз, иностранец, и, глядя на него, Лян Баошань вдруг подумал, что из этого факта можно кое-что извлечь…

Спустя еще несколько часов француз от имени некоего вымышленного парижского коммерсанта заключил с Лян Баошанем договор, в соответствии с которым он будто бы внес в кассу пароходного треста солидную сумму.

На этом основании уже на другой день на пароходе Лян Баошаня под самый клотик взвился французский флаг. Отныне китайские милитаристы при взимании налогов и пошлин, равно как и при ограблениях, должны были иметь дело не с Лян Баошанем, а с Французской Республикой.

Когда пароход под французским флагом вышел в плавание из Чунцина в Ичан, Лян Баошань провожал его с берега… Лян Баошаню очень хотелось кричать и аплодировать Лян Баошаню за его блестящую коммерческую выдумку, но это было неудобно, и он кричал «виват» французскому флагу.

Появилась было одна неприятность: население менее охотно стало пользоваться пароходом под французским флагом. С тех пор, как в 1911 году в Сычуани были крупные волнения против иностранных концессий на постройку железной дороги, многие люди еще не освободились от застаревшего предрассудка и предпочитали пароходы с китайским флагом. Но такую неприятность Лян Баошань сумел быстро преодолеть: на крупных пристанях, где продавалось много билетов, на мачте парохода взвивался китайский флаг. Для этого тоже ведь было достаточно юридических оснований.

Зато в глазах своих приятелей по торговому клубу Лян Баошань окончательно перестал быть сыном пельменщика и начал носить на голове котелок, а в руке трость.

Дело пошло в гору. Чунцинский француз сначала получал свои несколько десятков, точнее — сорок юаней в месяц, а потом и вовсе исчез неизвестно куда, так же, как неизвестно откуда появился он в Сычуани.

Правда, перед тем, как исчезнуть, он посетил Лян Баошаня и на ломаном китайском языке сказал ему:

— В английских долларах хочу тысячу!

Француз, конечно, не получил тысячу. На этот раз он не получил даже свои ежемесячные сорок юаней.

Но странно — чем больше доходов получал Лян Баошань, чем выше он назначал тарифы на перевозку грузов и пассажиров и чем меньше платил грузчикам и матросам, тем труднее становилось ему сводить концы с концами.