Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [155]

Вот пассажиры и находились во взвешенном состоянии — от земли уже будто бы оторвались, в небо еще не поднялись, как хочешь, так и понимай свое состояние.

Иванову тоже страсть как хочется поскорее в небо! Не в лирическом смысле, не для того, чтобы летать как птица на собственных крыльях, — собственных нет, не было и не будет, а в другом — чтобы вырваться из этой очереди, возвыситься над ней, чтобы прилететь в Н-ск вовремя и чтобы там сразу же схватить такси, если его не ждет служебная машина. Пассажирский смысл, он, собака, сильный, ничуть не слабее самого смысла жизни.

А еще кажется, если бы сию минуту кто-то подошел к Иванову и запросил сто рублей за полную гарантию своевременного вылета… Ну, сто не сто, а четвертную Иванов отвалил бы без разговора.

Рейс 131-й отправлялся вовремя, это на табло было обозначено, Иванов почувствовал себя так, будто он сэкономил 25 рэ. Но и сомнения были: регистрация все еще не начиналась, за стойкой № 8 все еще никого не было, ни одной гражданки в синей форме аэрофлота. Народ в очереди говорил: идет пересмена обслуживающего персонала, поэтому надо обождать.

Иванов подумал: «А как же расписание, если пересмена? Как же пересмена, если расписание?» — и стал, сколько ему было видно через толпу, смотреть на другие стойки: №  9, 10, 11 — в одну сторону, и 6, 5, 4 — в другую. Там регистрация шла полным ходом, и он подумал: «Пожалуй, и в самом деле — дело неважно! Пожалуй, и не сэкономил я 25 рэ?»

Правда, его психологическое состояние облегчилось тем, что багажа у него не было, только ручная кладь — черный потрепанный портфель, который вот уже одиннадцать лет безотказно служит хозяину. Если не торопясь да с умом, так в этот портфель страсть сколько можно затолкать — чемодан среднего размера ни за что такого объема не примет! И папки с бумагами входят, и бельишко, и кое-какая тара с продуктами — вот уже одиннадцать лет. Иванов приходит в восторг от этакой вместительности.

«Товарищ Жуковский! — попросил Иванов. — И багажишка-то у меня всего ничего, я бы и без регистрации мог улететь — займись вопросом!» Просьба казалась Иванову обоснованной: вот если бы кто-то другой попросил, у кого на руках два чемодана, да две коробки, да… А безбагажный Иванов чувствовал себя чуть ли не первым, чуть ли не внеочередным лицом во всей очереди.

Вот впереди него стояли три здоровых мужика, видать, геологи, у тех действительно груз — и чемоданы, и коробки, и портфели, и еще рюкзаки. Хотел бы посмотреть на них Иванов, если бы им, всем троим, пришлось не лететь в город Н-ск, а идти туда пешком! Иванову что? Он бы шел себе, помахивая портфельчиком, а эти? Трое?

Тут регистрация началась. Уже точно можно было предвидеть, что рейс вовремя не вылетит, обязательно задержится, но и похоже, что он все-таки вылетит — помог-таки товарищ Жуковский. А опоздание рейса на час-другой — это для народа не в счет.

Три мужика-геолога руками и ногами с шумом стали двигать к стойке весь свой обиход, прикидывать перевес и посматривать на Иванова жадными глазами. Конечно, Иванов мог бы их понять, сделать знак, дескать, я согласен, мужики, давайте один чемодан и одну коробку, я, так и быть, зарегистрирую на свой билет, но не такой Иванов альтруист — он не хочет грабить государственную кассу, пусть геологи платят все, что положено!

Дело пошло, две женщины в синей форме за стойкой № 8 все громче и громче покрикивали, а потом уже и начали возмущаться:

— Поскорее! Поскорее! Рейс задерживается — шевелитесь! Где вы были до сих пор?

Иванов воспринимал эти окрики как музыку. Ну прямо-таки Себастьян Бах!

А вот среди народа соседней очереди на рейс № 247, там, кажется, что-то произошло. Уж произошло, так произошло: там человек пять оказалось совсем не с того рейса, на который шла регистрация, а с другого, который уже улетел. Ничего особенного: их рейс был задержан на четырнадцать часов, через каждые два часа у разных стоек на него объявлялась регистрация, вот они, пятеро, и запутались.

Иванов подумал: «А я бы в такой ситуации мог бы запутаться? Нет, я бы никогда!» — и ему стало не так уж жаль и тех пятерых, отставших от своего рейса, и он сказал кому-то, не то себе, не то Жуковскому: «На меня положиться можно! Я пассажир заслуженный! Можно сказать, заслуженный пассажир республики!»

Регистраторша же соседней стойки страшно сердилась на тех пятерых:

— Не надо было спать! Спите на ходу! А я ничего не знаю!

«Положеньице!» — вздохнул Иванов.

А геологи — надо же?! — среди них один оказался по фамилии Жуковский! И никто этого не заметил, никто не обратил внимания, когда регистраторша сказала:

— Вы, Жуковский?! Вы о чем думаете с таким весом? Вы, наверное, думаете, что самолет резиновый, да?

Вообще-то Иванов понял, что рейс с опозданием, но полетит обязательно, хотя тут же и покритиковал себя за излишний оптимизм: «Полететь-то полетит, но все еще необязательно!»

Только-только он зарегистрировал свой билет, началась уборка вокзального помещения.

Из конца в конец огромного зала с поперечными заходами от стены к стене с воем, визгом и грохотом двинулась машина-пылесос, верхом на ней сидел человек в черном халате и кричал: