Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [114]

— Ясно! — ответил милиционеру Оська почти в той же конфиденциальной тональности.

И деловым шагом пошел: прямо, налево, вверх, направо.

Кабинет товарища Боцманова имеет четырехугольную форму при одном тамбуре.

В стене позади письменного стола в кабинете не было дверей.

Ни слева, ни справа от того же стола не было этажерок с книгами.

Зато слева был большой стеклянный футляр, а внутри футляра был в развернутом виде пестрый флаг с надписью: «НИИНАУЗЕМС».

Справа тоже был большой стеклянный футляр, а внутри футляра белоснежная модель двухпалубного, очень красивого корабля.

— Перерыв делать недосуг! — сказал товарищ Боцманов. — Работать надо. Робить надо, мужички, да! Итак, продолжаем… — Посмотрел на часы. — Без пяти шесть!

Михаил Капитонович — мужчина солидный, имел при себе усы среднего размера, не очень густые.

Когда Михаил Капитонович Боцманов произносил такие слова, как «товарищи» или «мужички», он поднимал от бумаг серьезные глаза и осматривал ими всех присутствующих.

Все присутствующие слушали внимательно, устремив взгляд на его усы.

— Для нас основное и главное, товарищи, — говорил товарищ Боцманов, — уложиться в установленные сроки и подготовить выводы комиссии, которая проверяет нашу работу. Комиссию, товарищи, тоже надо понять: у нее жены, мужья и дети, а в школах учебный год на носу. У нее командировочные на исходе и прочие тоже, ей надо возвращаться домой, а дело на сегодняшнее число на мертвой точке. Имеется проект решения… — Товарищ Боцманов поднял со стола бумагу и прочел с выражением и подъемом: — «Признать работу института в целом вполне удовлетворительной…» Возражения? Поправки? Добавления?

Открылась дверь, и в кабинет вошел Оська.

— Привет! — сказал он всем присутствующим, а потом решил, что этого недостаточно, и стал пожимать руки персонально. — Привет! Привет! Привет! Продолжайте, дорогие товарищи! Не помешаю? А где же Олешка? Профессор, доктор Дроздов?

— Отсутствует, — пояснил Боцманов. — Причина: кажется, нездоров.

— Жаль! — сказал Оська.

Воцарилось продолжительное молчание.

— Перейдем к следующему вопросу — нам нужно окончательно и бесповоротно определить дату водружения флага на острове Эс! — сказал Боцманов. — Вот именно, товарищи. На сегодня вопрос вполне и бесповоротно наболел!

Все присутствующие обратили свои лица в тот угол кабинета, где в стеклянном футляре, опираясь древком на стеклянный же постамент, стоял в развернутом виде пестрый флаг с изображением буквы S. Взоры всех стали просветленными.

— Глубоко убежден, — волнуясь, снова заговорил один из присутствующих, — восемь! Восемь часов и восемь минут по московскому времени! Двадцатое число!

— При чем тут двадцатое?! — воскликнул другой, тоже присутствующий. — Двенадцатое! Ровно в полдень! То есть ровно в двенадцать двенадцатого числа!

Тут заговорили сразу все присутствующие:

— Нам не простит история, если мы…

— Не простит история нам, если мы…

— История нам не простит, если мы…

Оська положил руку на плечо Боцманова.

— Объясни, пожалуйста, что происходит? Главное — чего не простит история?

— А это очень просто, — сказал Боцманов. — Поскольку просто все великое. Вслушайся внимательно. Вслушался? Ну, вот, наш не раз отмеченный коллектив создает искусственную землю! Конкретно — он создает остров Эс! Дошло? Ну, а теперь ты, пожалуйста, не теряй чувства историзма! С сегодняшнего дня — не теряй!

— Не потеряю… — заверил товарища Боцманова Оська.

В открытом море шел корабль — быстрый и белоснежный, строгих очертаний.

Палубы корабля были усеяны бесчисленными каплями росы, и с солнечной стороны каждая росинка на свой собственный лад отражала солнце, со стороны же теневой, то есть с левого борта, все росинки казались матово-ледяными.

Совсем недавно по палубе правого борта кто-то прошел от кормы к носу и оставил на росе следы продолговатых ботинок, с левого борта кто-то прошел тоже, там остались странные следы — округлые и неровные.

С правого борта прошел Дроздов, а с левого Оська.

Дроздов был в летнем костюме, в соломенной шляпе и в остроносых туфлях, а Оська — в форменной тужурке с золочеными пуговицами, в меховой шапке и в оленьих кисах, кисы и оставили эти странные следы на палубе левого борта.

Дроздов и Оська сошлись на носу.

— Смир-р-рна! Равнение на Оську! — подал команду Дроздов.

Потом они встали рядом, облокотились на поручни и стали смотреть вдаль…

Корабль шел по курсу, на его палубах вздрагивали капли росы. Их по-прежнему было множество, этих капель.

— Оська, ты почему сюда явился? — спросил Дроздов.

— Дела! — пожал плечами Оська.

— Какие?

— Там видно будет…

Помолчали.

— Ты совсем не меняешься, Оська! Сколько лет прошло, а ты все такой же!

— Как это — такой же? — удивился Оська, — Куртки же на мне не было по сей день. И шапки вот этой тоже. Тем более бинокля.

— Ну, разве в этом смысле… — вздохнул Дроздов. — А вот я изменился за эти годы. И даже сильно.

— А в каком смысле?

Дроздов неопределенно пожал плечами, а Оська, не настаивая на четком и определенном ответе, сказал:

— Там видно будет? Да?

— Вот именно! — согласился Дроздов.

Помолчали…

А вскоре стало видно, что на волнах покачивается проходная будка, очень похожая на ту, которая стояла у ворот Обсерватории.