Три повести о любви - [8]

Вскоре он снова увидел серую шубку. Новенькую совсем прижало к перилам — ее настигла и захлестнула бурлящая толпа школьников.

А дальше с ним произошло то, что до сих пор кажется ему необъяснимой психологической загадкой. Он помнит о той прогулке все, даже какие-то пустяки, ерунду, а вот как подошел к ней — забыл напрочь. До моста и на мосту он еще шел за ней следом и не решался приблизиться. После моста — они уже шагали рядом и разговаривали. Значит, это случилось где-то на переходе через набережную Красного Флота. Странно, что такой важный момент в их отношениях совершенно выпал у него из памяти. Хоть бы что-нибудь осталось. Полнейший вакуум.

Зато помнил почти каждое слово из их долгого и сумбурного разговора. Помнил и те чувства, которые он испытал в этот самый прекрасный, самый удивительный, как он тогда думал, день в его жизни. Он был так счастлив, так счастлив! Ему никак не верилось, что бок о бок с одной из красивейших девушек Ленинграда — а в этом у него не было ни малейшего сомнения — шагает он, Ипатов, человек, в общем-то, с довольно обычной внешностью. Разумеется, если не считать высокого роста и — отмечаемой кое-кем смеха ради — иконописной, иисусоподобной физиономии. Особенно его удивило в первый момент то, что он пожирал ее глазами, а она не выражала никакого неудовольствия. И даже, как ему показалось, не очень-то удивилась его появлению.

О чем они говорили? Вначале он стал сбивчиво объяснять, какими судьбами очутился здесь — чтобы, не дай бог, не заподозрила, что он следовал за ней по пятам от самого Университета. Очевидно, она жила где-то в этом районе, поэтому он с дальним прицелом сказал ей, что тут неподалеку проживает его бабушка, которую он часто навещает. Это была правда, но не полная. Бабушка действительно жила у Театральной площади, то есть совсем близко отсюда, но навещал он ее возмутительно редко — от силы раз в два-три месяца. Всю эту трогательную историю об одинокой бабушке — старенькой и слабенькой, о которой он должен заботиться, она выслушала с повышенным интересом, и уже в этом чрезмерном интересе ему почудилась какая-то ироничность.

Затем разговор продолжался сам по себе, без усилий с их стороны. С этого момента он как бы покатился под гору, с каждым метром набирая скорость, подхватывая на лету то, что лежало с краю и было пока без надобности. Они еще только свернули к Поцелуеву мосту, а уже знали друг о друге основное: кто, зачем, откуда. Правда, кое-что Ипатову было известно и раньше — от Вальки Дутова, но все равно он слушал с волнением и интересом. Точно в первый раз…

Прежде всего узнал имя: Светлана! Назвали ее так в честь дочери… («Ну вы сами знаете, кого…» — улыбнулась она). Светлана, Света, Светик — от одного имени светло становится!

…Ей девятнадцать лет. Стало быть, на четыре года моложе его…

…Недавно ей сделал предложение сын французского военно-морского атташе. Что ж, в это можно поверить…

…Стокгольм, по ее словам, милый городок. Осло ей тоже нравится, но чуть меньше. В Копенгагене она была наездами и не все видела. В отличие от нее, у Ипатова другие отношения с европейскими столицами. Он побывал лишь в Варшаве, Берлине, Праге и Вене. Надо будет как-нибудь нацепить все четыре медали…

…Отец всего только капитан первого ранга, но уже представлен на адмирала. Значит, почти адмиральская дочь…

…Живет на канале Грибоедова. Принять к сведению!..

…А фамилия у нее самая простая — Попова. Даже как-то не вяжется с ней…

«Вот и Театральная!» — вдруг вспомнила Светлана и подала ему руку в лайковой перчатке. Прозвучало это у нее так: «До свидания!» — не больше.

Ипатов покраснел: бабушка совсем вылетела у него из головы. Он невольно обернулся на бабушкин дом и быстро отыскал взглядом на втором этаже окно, привычно выделявшееся среди других тусклым электрическим светом. Комната находилась с северной стороны, в ней всегда было темно, и потому бабушка целый день не выключала свою единственную двадцатипятисвечовую лампочку.

«Бабушки в это время обычно нет дома», — сказал он первое, что пришло на ум.

«А вы знали это, — в глазах Светланы загорелись насмешливые огоньки, — и все равно пошли?»

«Она будет минут через сорок-пятьдесят, — продолжал фантазировать он. — Она по утрам сидит в библиотеке».

«Она библиотекарь?» — полюбопытствовала Светлана.

«Нет, просто много читает, — неожиданно для себя сказал правду Ипатов. Читала бабушка действительно много, и не только на русском языке. — Так что у меня еще есть время». В конце концов, одной ложью больше, одной меньше, какая разница?

Светлана энергично тряхнула бронзовыми завитками:

«Тогда потопали дальше!» — и первой сошла на мостовую.

Ипатов легонько, почти одними кончиками пальцев, взял девушку за локоть и — весь собранный — повел через дорогу.

Около Кировского театра, где в ожидании трамваев и автобусов стоял народ, Ипатов поймал на себе внимательные взгляды — изучающие и уважительные. Впрочем, такие взгляды провожали его с того самого момента, как они пошли вместе. И хотя он понимал, что этим обязан прежде всего своей поразительно прекрасной спутнице, в его ликующей и все же робеющей душе что-то сдвинулось и поднялось на две-три ступеньки выше. Во всяком случае, когда они проходили мимо толпящихся у театра людей, он вдруг взглянул на себя их глазами, не отказываясь, однако, от легкой, как пух, иронии: «Она необыкновенно хороша, но и парень что надо! Высокий, стройный, с умным, одухотворенным лицом. Славная парочка, ничего не скажешь!»