Три портрета эпохи Великой Французской Революции - [54]

Но зыбкость, неосновательность этой версии вполне очевидна. Около ста лет тому назад на это обратил внимание еще Шарль де Ломени, продолживший с успехом дело своего отца.

Мирабо указывал на эти ничем не подтверждаемые мотивы резкой перемены в отношении графа де Сен-Мориса к своему полупленнику не в силу заблуждения, не потому, что он сам допускал эту вероятность, а для того, чтобы скрыть действительную причину предельного раздражения коменданта Жу и Понтарлье; оглашение этой истинной причины было ему, Мирабо, в то время, т. е. до революции, крайне нежелательно.

Возвратимся теперь к поставленному ранее вопросу: зачем, ради чего в нарушение законов ездил Мирабо в 1775 году в Швейцарию?

В тот образ нашего героя, который складывался до сих пор из суммы фактов, из всего рассказанного о нем, — образ человека без узды, без границ, транжиры и мота, распутника и искателя приключений, просвещенного, образованного и не лишенного циничного остроумия эпикурейца — словом, молодого аристократа, наиболее полно воплощавшего все родовые черты своей касты, пора, давно пора внести существенные поправки.

Нужно ли оспаривать тот образ, который невольно складывается в нашем представлении о Мирабо? Вероятно, нет. Указанные недостатки были ему, как и многим другим представителям феодальной знати, присущи; правда, нельзя забывать, что каждый вносил в них свои личные, неповторимые черты.

Но для правильного понимания образа во всей его противоречивости, для правильной оценки последующей роли Мирабо пе следует упускать из виду и забывать, что помимо выставленной напоказ даже с известной бравадой, вольной и, добавим, фривольной жизни графа Оноре-Габриэля Рикетти де Мирабо была еще вторая, тайная, тщательно скрытая от глаз посторонних, подпольная, нелегальная жизнь того же Мирабо.

С какого времени она началась? В своем месте это было точно указано: с 1774 года, с того дня, когда он начал писать «Опыт о деспотизме».

В нашем повествовании, после того как было изложено, когда и ради чего Мирабо написал свое первое политическое произведение, мы о нем более не вспоминали. А Мирабо? Он-то его ведь не мог забыть.

«Опыт о деспотизме» был для Мирабо не литературной забавой и не пробой пера на вольную тему; то был акт политической борьбы.

Мирабо — и в своем месте об этом уже шла речь — совершенно сознательно, по убеждению вступал в борьбу против деспотической власти. В своем сочинении — плохо ли, хорошо ли — он убеждал своих сограждан в том, что надо действенно бороться против деспотической власти, не останавливаясь перед насилием, чтобы вырвать власть у деспотов.

Для того чтобы эти взгляды, вся система аргументации могли дойти до народа, подвигнуть кого-либо на борьбу, надо, чтобы рукопись не покрывалась пылью в потайном ящике письменного стола автора, надо было, чтобы она была прочитана и, следовательно, ранее всего издана.

Но как это сделать? Ведь это было непросто, особенно для человека, находящегося под надзором полиции.

Пытался ли Мирабо ранее издать свою рукопись? Предпринимал ли он какие-либо конкретные шаги?

На эти вопросы нет тояного ответа, и его, вероятно, не может быть, поскольку историки не располагают источниками.

Оказавшись в 1775 году в крепости Жу и Понтарлье, на границе со Швейцарией, и пользуясь довольно широко свободой, предоставленной ему Сен-Морисом, Мирабо, естественно, должен был попытаться воспользоваться этими возможностями. Целью его тайных поездок в Швейцарию и были переговоры с издателями о публикации его рукописи «Опыт о деспотизме».

Знал ли об этом Сон-Морис? Первоначально, разумеется, нет. Но, как губернатор пограничной области, он имел свою агентуру, и, видимо, в конце декабря к нему стали поступать сведения о поездках Мирабо в Швейцарию (что при всех обстоятельствах было уже нелегальным, противозаконным действием), а затем, в начале января, получил прямые, документальные подтверждения, что целью этих поездок было издание антиправительственных сочинений.

Сен-Морис был либералом и просвещенным человеком; он охотно за чашкой кофе вместе с Мирабо восхищался Жан-Жаком Руссо и осуждал в принципе деспотизм. Какой слывший современным, образованным дворянин рискнул бы объявить себя приверженцем деспотизма?

Граф Сен-Морис был губернатором и военачальником пограничной части королевства; он представлял здесь власть короля и был призван защищать его интересы. Он не мог допустить, чтобы у него под носом вверенный его попечению поднадзорный тайно, за пределами Франции, налаживал издание антиправительственных книг!

За такие вещи он, губернатор Сен-Морис, был первым в ответе. Госпожа де Моннье его, конечно, ни с какой стороны не интересовала. Но иметь взыскания по службе или выслушивать нотации от кого бы то ни было и молчать при этом, потому что он действительно дал слишком много воли своему полузаключенному, он тоже не хотел.

Когда он активно вмешался и пытался пресечь «преступные действия» Мирабо, было уже поздно.

Автор «Опыта о деспотизме» уже успел договориться с издателями. В 1776 году книга (понятно, анонимно) вышла из печати. В Москве в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина хранится издание 1776 года, помеченное Лондоном23. Предшествовало ли этому швейцарское издание, или Лондон был указан лишь для маскировки, как это нередко в ту пору практиковалось, мне установить пока не удалось.