Три плута - [51]

— Роман Егорович Рогов и Иван Павлович Смирнин.

Когда он подтвердил свое показание письменно, следователь прочитал его и сказал:

— На этот раз вам угодно было ответить правду. По крайней мере, записанные вами имена совершенно верны. Но я желаю ответить вам признанием на признание. Я могу объявить вам, что Иван Павлович Смирнин разыскан, задержан в Женеве и доставлен сюда. Он избрал кратчайший путь к разъяснению этого интересного дела, а именно во всем сознался.

— Негодяй! — сорвалось с поблекших уст Мустафетова, и его черные глаза злобно сверкнули.

— Он сознался мне также и в той руководящей роли, которую вы играли в этом деле. Впрочем, не угодно ли вам будет послушать? Я прочитаю вам его показание.

Там говорилось подробно о том, как Мустафетов придумал и предложил план хищения из банка, и вообще все то, как оно в действительности и произошло.

Мустафетов по окончании чтения заявил со свойственной ему наглостью:

— Меня вы ничем не удивите. Все, что вы проделываете со мною, доказывает только ваше рвение найти такого виновного, деньгами которого вам удастся хоть частью пополнить убытки банка. Вероятно, Смирнину удалось — если только он похитил деньги — хорошенько спрятать их, вот вы и привязались ко мне, к его единственному богатому знакомому, чтобы моим состоянием покрыть разницу, которую вы не умеете разыскать. Только я посоветовал бы вам: отпустите меня подобру-поздорову! Получив свободу, я, конечно, стану на вашей стороне и — почем знать? — может быть, помогу вам разыскать всю недостающую сумму, да еще и того третьего субъекта, который обедал тогда с нами и который, конечно, является действительным сообщником Смирнина.

— Очень благодарен вам за услуги, — сказал следователь, — но, к сожалению, воспользоваться ими не могу. Пока могу только предложить вам вернуться в вашу одиночную камеру да там хорошенько подумать о единственном способе смягчить предстоящую вам участь; сознайтесь, и вам дадут снисхождение.

Назар Назарович нашел еще в себе достаточно тщеславного мужества, чтобы с насмешкой ответить:

— Вам не угодно последовать моим советам, во всяком случае несомненно полезным для правосудия, так позвольте же и мне отказаться от ваших.

— Как вам будет угодно!

Через несколько минут Мустафетов был отведен в дом предварительного заключения.

XVI ПРОЩАНЬЕ РОГОВА

Рогов, как, наверное, помнят читатели, прочитав первое сообщение о случайном раскрытии хищения на полмильона рублей из банка «Валюта», немедленно же задумал спасаться, причем заявил Мустафетову о своем намерении прибегнуть к обманному самоубийству ради сокрытия следов своего побега.

В сущности, как ни был находчив и нагл этот плут, он все-таки серьезно перепугался, прочитав сенсационное известие относительно мошеннической проделки, обнаружившейся при появлении в банке владелицы вклада. Но Назару Назаровичу понравилась его мысль потому уже, что с исчезновением Рогова он считал себя в полной безопасности, зная, что выдать его самого может только какая-нибудь оплошность одного из подручных, то есть Рогова или Смирнина, а коль скоро оба благополучно скроются за границу, ему и беспокоиться решительно не о чем. Однако судьба распорядилась иначе, оправдав на деле пословицу: «На всякого мудреца довольно простоты».

Что касается Рогова, то он положительно не был в состоянии идти обыкновенным общим путем. Ему всегда требовалась особенная замысловатость. Он черпал гораздо более наслаждения в самих затруднительных препятствиях к достижению той или другой цели, нежели в плодах уже удачно совершившегося и до невероятия замысловатого дела. Можно было даже предположить, что эта извращенная натура предавалась самым возмутительным деяниям с огромной любовью к искусству, а не к одним деньгам.

Перетрусив при первой тревоге, кинувшись к Мустафетову, в умственные силы и превосходство которого он благоговейно верил, и получив от него одобрение идеи о самоубийстве, Рогов прямо от него отправился в свою гостиницу, где продолжал занимать роскошное и баснословно дорогое помещение.

Своей семьи он все еще не выписал, а, ограничившись переводом на имя жены десяти тысяч рублей, сам жил в первоклассной гостинице с совершенно глупой, ненужной и весьма подозрительной роскошью. Он платил за номер по двадцати пяти рублей в сутки, привозил туда случайных знакомых, задавал пиры и вел себя на удивление всему служебному персоналу. Конечно, он держал и дорогой экипаж, чтобы мчаться по городу без всякого толка из конца в конец, но в такой развалистой позе, которая вызывала на лице каждого встречного улыбку удивления или насмешки. Лакеям, швейцарам, посыльным при гостинице он раздавал чересчур щедро на чай и радовался тому покорному раболепию, которым окружали его эти слуги, не подозревая и сотой доли пересудов, вызываемых его дурацким образом жизни.

Вернувшись от Мустафетова, он заперся у себя в номере и предался довольно странным занятиям. Сперва он достал из сундука самые разнородные предметы. Тут, между прочим, было несколько аршин тонкой, прозрачной клеенки, обыкновенно идущей на компрессы. Все свои деньги, давно превращенные в крупные процентные бумаги, он сложил в эту клеенку, пришил затем к ней тесемочки и надел ее себе под сорочку на грудь. После этого он надел две сорочки, две пары брюк, два жилета, два пиджака, взял даже несколько носовых платков с собою и потом уже, поверх всего, надел еще летнее пальто.