Три песеты прошлого - [81]
— Послушай, Бла. А что, если попросить еще месяц? Весь январь. Тогда у меня было бы полтора месяца свободы.
— Надо два. Я об этом думала.
— А мне только сейчас пришло в голову.
— Ну давай, до середины февраля.
— Нет, я их знаю. Потом, может быть, осмелюсь, если понадобится.
— Я прослушаю записи, — сказала Бла, как будто уже взялась за работу, — и запишу все, что смогу разобрать.
— Полтора месяца писать! — воскликнул Вис.
— У себя в мансарде, — подхватила Бла.
— Слушай, а вдруг не дадут?
— Не говори мне таких вещей, ладно?
С
Писем от Бернабе не было.
18
Из письма Бофарулю от 21/XII-1980: “…посещение выставки, на которой я застрял на несколько часов и которую днем позже уже не смог бы увидеть (она закрывалась в тот же день) , явилось для меня финалом, случаем, весьма важным для книги. Именно так я это воспринимаю. Случай этот напоминает мне посещение кладбища в Вильякаррильо: явись мы туда днем раньше или днем позже — не присутствовали бы при эксгумации останков последнего республиканского алькальда этого городка. Понимаешь, что я хочу сказать? Записать на пленку беседы и рассказы о прошлом, увидеть немые свидетельства (кладбища, улицы) я мог бы и завтра, и в будущем месяце, а не две недели назад. Но эти две случайности помогли мне, перенесли прошлое в сегодняшнюю реальность, которая могла пройти мимо меня и исчезнуть навсегда. Меня просто пугает созидательная сила жизни. С какой фантазией создает она реальность. На глазах у того, кто способен ее увидеть. Кем бы он ни был.
Кончаю. Спешу”.
На минуту Вис задумался. Я так никогда и не осмелился поговорить с Бофарулем о его париках. Пока что не хочу. Напишу об этом в книге, вот я уже сделал заметку. Не могу утаить от читателя эту трилогию о лысинах или о лысых, без помощи которых книга не была бы начата и без этих фантастических превращений не была бы такой, какой получилась. Уверен, ты меня понимаешь, Бофаруль. Совершенно уверен. И ты наверняка скажешь мне об этом, когда прочтешь книгу. И если ты предстанешь передо мной как четвертый Бофаруль, вовсе не лысый, я умру.
И, прежде чем подписать письмо, Вис добавил:
”Не помню, говорил ли я тебе о собаке грека. Грек умер восемь месяцев назад. И с той поры пес по временам плачет. Как дети, которые забудут о том, что уже плакали, и снова начинают. Вот и сейчас я его слышу. Здесь, в мансарде. И… мне это приятно. Он составляет мне компанию. Обнимаю тебя. — Вис”.
Вскоре после этого Вис сказал жене:
— Я в мансарде слышу собаку грека, и мне нравится, как она плачет.
— Собака грека сдохла месяца четыре назад, — сказала Бла.
— Не может быть!
— Мне сказала об этом гречанка, вдова. Собака пережила хозяина всего на три-четыре месяца.
Вис глубоко задумался. Наверное, скулит какая-нибудь другая собака. Другая собака, которая начала плакать, когда умерла собака грека. Точь-в-точь как та. Точь-в-точь. Невероятно.
Т
Писем от Бернабе не было.
19
Кончился декабрь, пошел январь. Да, Вис попросил и получил еще месяц. Плавая в целом море часов у себя в мансарде, отчаливая на заре и причаливая на заре (все равно, на утренней или на вечерней, сумеречные птицы его будили, сумеречные птицы его убаюкивали), он продвинулся далеко. Если бы получить еще месяц или хотя бы полмесяца… Двадцать третьего января ему позвонили из его тюрьмы. Ничего особенного, только подтверди, что с первого февраля мы можем на тебя рассчитывать. Или мы пригласим… Нет, нет, рассчитывайте на меня. Он понял, что кончаются последние дни короткого и важного периода его жизни, и начал смаковать их не спеша. Один за другим. Как пищу, когда запас провизии на исходе. Ему стало казаться, что свобода его убывает, заключается все в более тесную тюремную камеру, последняя из которых будет с вечера до утра, в нее-то Вису и пришлось вернуться — что поделаешь. Прямо-таки с физической мукой, по его словам. За два месяца у него выработалась привычка не ходить туда, а теперь у него ее ампутировали, и она болела, как болит ампутированная нога. Ладно. Немного анестезии, немного спячки, и, конечно, придется снова изобретать выкрутасы жизни, — и ты считаешь, что сможешь? — не то чтоб я так считал, я знаю, что обязан смочь, знаю, что обязан это закончить. Эти слова он говорил уже там. Вооружившись своими охотничьими приспособлениями, тут словарь, там справочник, кое-как он пробирался по бесконечному, бесполезному, но необходимому кроссворду. Странная штука жизнь. У Виса хватило сил вернуться домой после этого первого дня. А на следующий день, на заре, он поднялся в свою мансарду. И глядите-ка — писал. Царапал бумагу, вовсю. Он уже был в Мадриде, входил в Хрустальный дворец в парке Ретиро. Вот как далеко он продвинулся. Несколько дней работал по пятнадцать-семнадцать часов. Бла помогала ему (еще как!), переписывая на бумагу магнитофонные записи и расшифровывая строчку за строчкой романс Филомены. Целый ряд пассажей Вис оставлял только в виде наброска. Ему не терпелось взглянуть на книгу в целом и тем самым освободиться от темы. И вот, с грехом пополам, он уже вошел во дворец. И после первого рабочего утра, когда он стоя трясся в автобусе — ни строчки, конечно, куда там, — а потом первым ворвался в едва открывшуюся дверь поезда метро на Тернпак-Лейн (еще в окно углядел свободное место), дела его, в общем, шли неплохо: он успевал фиксировать быстротекущее время на бумаге, в словах. Обрати внимание: доехал, погрузившись в мысли, до Грин-парка, вышел на перрон, сел на скамью и за одну минуту закончил вот эту фразу… Потом огляделся, увидел часы в конце перрона, показывавшие без четверти девять, и сказал себе: посижу-ка я тут, пока не будет без пяти девять, а потом помчусь. Так он и поступил в этот день и в следующие. Случалось, он набирал минут по двадцать. Гляди-ка, какие неожиданные выжимки из жизни. Надо вам сказать, что хоть это и покажется странным, но Вис по каким-то до конца не осознанным причинам обычно прибывал в свою тюрьму-часы довольно рано. И сокращал время ожидания, перед тем как войти. Наверное, так. Боялся опоздать и потому входил все позже и позже. Наверное, так. Пунктуальность поневоле разочарованного и отчаявшегося человека. А в тот день произошло и еще кое-что…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.