Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [8]
Уже и уводили. Что увидела, то увидела. Что запомнила, то не забудет. Лицо длинное, белое, волосы черные, сверху шапка-берет какой-то, снизу по груди шел мех, цепи золотые. Руки тоже белые, с пальцами. Держали рукоять. Глаза смотрели прямо, как у них дома не разрешалось. Будто сейчас рот откроет и заговорит. А кто патер? Что патер? Имени не сказали. А только эюс. И все. Понимай как хочешь. И увели быстро. Даже с Принчипом не попрощалась.
Уже в повозке лежа стала себе трогать лицо. Тоже вроде длинноватое. И на руки смотреть: ведь точь-в-точь белые. И цепи на нее по праздникам надевали такие же. Патер, сказали. А что ж теперь, что ей с этим делать. Она вспомнила собор, фасад, руку в вышине. Спиритус, от патера проистекавший. А ее патерова белая рука сжимала рукоять, и ничего из нее явственно не текло. Никакого понимания. А матер где ж? Никогда она матери своей не видела. Да и была ли таковая? Няня однажды сказала ей в сердцах, когда она еще маленькой была, – вот ведь дурочка какая, вроде матери твоей. А будешь такой дурочкой, запрут и тебя, как мать твою заперли.
Вспомнила и снова забыла.
5
Сколько дней и ночей они так ехали, она считать перестала. А немало. Однажды посреди пути встали. Она спала. Проснулась. Никого. Ни арапок в ногах, ни собак. Одна она. Повозка стоит. Тишина. В щель посмотрела – день яркий в глаза рябит разноцветно. Чибис Второй знай себе твердит: эйя эрго адвоката ностра.
– Замолчи, Чибис, отдохни.
Она на него тряпку набросила. Из своей постели сама как смогла выкарабкалась. Вылезла наружу. Жарко. Над головой, как зеленые звезды, сосны, не как дома, а ярче. Сделала несколько шагов по каменьям. Лошади тут стояли, а людей никого не было. Тогда, раз никто не видел, задрала голову к соснам и чуть не упала. Справа от нее огромная гора упиралась прямо в небо своим треугольником, с одной стороны выпуклым, а с другой вогнутым. Поначалу вся зеленая, а туда выше и выше, все темнее и землистее. И на самом верху уже розовая. Влево посмотрела – там все вниз устремлялось. Под ногой захрустело. Туфля вниз поехала. Она отскочила и прижалась к горе, что вверх вздымалась, с другой стороны. По лошадиным крупам впереди прошла дрожь волной. Она опять посмотрела в ту сторону, где все опрометью неслось вниз. Там, на самом дне, все было другое, седое с серебром и как гребенкой расчесанное на ровные пряди. И из самого низу оттуда опять те черные пальцы до неба тянулись.
Она пошла вперед между боком горы и лошадьми. Впереди, увидела, стоят вместе с Главным другие, между собой разговаривают. Перед ними, подальше, лежат на земле валуны, перекрыли дорогу так, что ни проехать, ни пройти нельзя. Пахло сильно и странно. Как когда у нее болело внизу, и кровь текла между ногами. Главный поднимал и опускал руки, вертел головой во все стороны. Таким она никогда его раньше не видела. Арапки тут же рядом на земле сидели. У всех лица были чужие. Про нее, видно, совсем забыли. А вот как упадет она вниз, что тогда. Кого они будут народу-то на праздники показывать. Она посмотрела в пропасть, и все в ней перевернулось навыворот: живот стал в горле. Она вскрикнула. К ней обернулись. Вдруг о ней вспомнили. Расступились. Тут она увидела, что между валунами там кто-то лежал. Не целиком, а по частям. Неясно было, что это. Но сразу понятно, что из-за того, что частями, все вокруг и стали сами не свои. Она все туда смотрела. Поняла, что оттуда и пахло. Вдруг увидела руки. Торчали между камнями. И голова на сторону, вся красным избрызгана. Тут к ней прыгнули, схватили, потащили обратно в повозку и вместе в арапками туда запихнули кое-как. Задернули плотно ковер. Слышны были окрики, шаги, храп лошадей.
Наконец повозка потащилась, не вверх, а вниз. Собак больше не было, куда подевались? Может, в пропасть попадали? Голова ее была теперь внизу, а ноги наверху. Живот так и стоял стоймя в горле. Но теперь ей было все равно. Она думала про руки между камнями, смотрела на свои, сравнивала, шевелила пальцами. Из глаз ее текли слезы. Она их трогала. Лизнула. Соленые. А потом она смеялась, пока никто не видел.
6
Подъехали. Встали. Было жарко. Деревья шевелили мохнатыми ветками, как будто что-то важное. Ее сняли. Поставили. Окружили плотным кольцом. Главный, доктор, капеллан, остальные. Повели по дорожкам. Горячий ветер по щеке, как будто кто-то дышал в лицо. Под тонкой подошвой туфель мелко поскребывало. Это было приятно. Слышно было, как лилась где-то струей вода, как когда ее мыли, и пахло пеплом и опилками. Но снаружи не остались. И никто их здесь не встретил. Сами вошли внутрь и пошли по галерее. Галерея была сходная, как у того Принчипе, у которого они не остались; там было, видно, не в замуж предназначено. А здесь, может, будет да. Галерея здесь была, как и там, открытая насквозь. Вдалеке, взглянула, и впрямь вода струилась. Однако не вниз текла, а била вверх столбом и потом уже обратно каплями на землю. Вокруг цветы розовые, и дальше деревья, но не как в лесу, а все разных форм, какие круглые, другие пирамидой.
Свернули.
Тут была дверь. Ввели и оставили ее с арапками. Потом пришли остальные и Чибиса Второго принесли. Было просторно. Шире, чем дома, и вверх больше места повсюду. Те ушли, осталась с одной арапкой. Стала прохаживаться взад и вперед. Было несколько соединенных вместе комнат. В средней стояла кровать под красным балдахином. В задней были окна, а в простенках между ними изображения, но не типа имаджинибус, а натуральные, без людей. Как будто сад, как тот, что она снаружи заметила. В центре его на стене вода столбом в небо бросалась и каплями в бассейн падала. Розы росли как настоящие, круглые и красные, как яблоки. Она приблизилась, хотела было понюхать и про себя, как няня, задышала от смеха. Ну не глупая ли! Стала дальше смотреть. Птицы там сидели молча на деревьях. У одной на голове был хохолок. Чибис, стало быть, если по подобию. Затем, видно, и нарисован был как настоящий. Только деревья ветками не шевелили, воздух своими листьями не гладили. А были деревья, как елочки, с мягкими колючками, как те, что она видела в дороге. Как это теперь уже давно было. Как давно она из дома уехала и когда теперь туда вернется, неизвестно.
Ф. И. О. – фамилия, имя, отчество – как в анкете. Что это? Что есть имя? Владеем ли мы им? Постоянно или временно? Присваиваем ли себе чужое? Имя – росчерк пера, маска, ловушка, двойник, парадокс – плохо поддается пониманию. «Что в имени тебе моем?» А может, посмотреть на него с точки зрения истории? Личной истории, ведь имя же – собственное. Имя автора этой книги – как раз и есть такая история, трагическая и смешная. Чтобы в ней разобраться, пришлось позвать на помощь философов и поэтов, писателей и теологов, художников и историков.
Как писать биографию художника, оставившего множество текстов, заведомо формирующих его посмертный образ? Насколько этот образ правдив? Ольга Медведкова предлагает посмотреть на личность и жизнь Льва Бакста с позиций микроистории и впервые реконструирует его интеллектуальную биографию, основываясь на архивных источниках и эго-документах. Предмет ее исследования – зазор между действительностью и мечтой, фактами и рассказом о них, где идентичность художника проявляется во всей своей сложности. Ключевой для понимания мифа Бакста о самом себе оказывается еврейская тема, неразрывно связанная с темой обращения к древнегреческой архаике и идеей нового Возрождения.
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.