Три ошибки Шерлока Холмса - [8]

Фридли помотал головой.

— Человека? Я?

— А то кто же? Посмотри на свой револьвер, у него курок до сих пор взведён.

У Джима на лице появилось что-то похожее на усмешку.

— Это я так нализался? — спросил он.

Шерлок Холмс, не говоря больше ни слова, отобрал у него оружие, разрядил и, спустив курок, вновь зарядил и сунул в руку Джима.

— С оружием так не обращаются, молодой человек. И напиваться до бесчувствия только потому, что вам не пришло письмо от матушки, по меньшей мере, глупо. Дожди идут, дорогу размыло, вот почта и запаздывает.

Голос Холмса при этих словах стал мягче, глаза, только что сурово смотревшие на Джима, немного потеплели. Тот почесал мокрой пятерней в мокрых волосах и пробурчал:

— Размыло... А полковнику есть письма из Лондона и Леннерту есть. А мне нет.

— Позже отправлено, — по-прежнему мягко сказал Холмс.

Фридли вдруг так и подскочил:

— Эй! А ты откуда знаешь про мою матушку? Тебе сказал кто-то? И про письмо...

— Это и так очевидно. Так же, как то, что тебе нельзя пить.

— Это точно! — Фридли опять почесал в затылке. — Надо же! Кабы я кого застрелил, так что я бы потом делал? Хоть арестанта, а ведь душа же в нём... Никогда больше пить не буду!

— Пустые слова! — Шерлок тряхнул головой, и по его лицу потоком хлынула с промокших волос вода. — Пустые слова, Фридли. Надо бросать эту службу и ехать к матушке. В конце концов, можно неплохо прожить и без коров на собственной ферме.

— А вы и про коров знаете? — голос Джима совсем потускнел. — Я никому не говорил.

— А я знаю. — Шерлок рукавом смахнул воду с лица и повернулся, собираясь идти вниз, к другим заключённым. — Идите, проспитесь, юноша, да спрячьте подальше свой револьвер. И не вздумайте никому сболтнуть, что он побывал в руках у каторжника, не то пропали и ваши коровы, и ваши погоны.

И не глядя больше на Фридли, он пошёл, расплёскивая мутные ручейки, к группке неотрывно смотревших на него каторжников. Тачкой, которой он до того прикрывался, уже завладел Берт Свенсон, но, увидев, у кого он её взял, тотчас снял её со своих плеч.

— Мы поместимся под ней и вдвоём, — сказал Холмс и сел рядом с человеком, которого только что спас.

Гром прогремел над самыми головами людей одновременно с ослепительной вспышкой, и все увидели, что Джим Фридли ещё стоит на склоне, опустив голову и ковыряя носком ноги мокрые камни.

— Ну, парень, я думал, он тебя пришьёт! — прошептал на ухо Шерлоку Свенсон. — Ты, похоже, и самого дьявола взнуздаешь. Если кто впредь тронет тебя, только моргни мне!

— Благодарю. — Шерлок Холмс усмехнулся. — Меня не трогает никто.

— А Клей? — сощурившись, спросил швед.

Шерлок в ответ только пожал плечами. Свенсон нашёл глазам фигуру Джона Клея, так же, как и они, забившегося под тачку, и сплюнул себе под ноги, в мутную дождевую воду.

— Знаю я хлыща этого. Пусть только сунется!

«Берт Свенсон, — вспомнил между тем Шерлок. — Тысяча восемьсот девяносто третий год. Ограбление на железной дороге Лондон—Ливерпуль. Попытка убийства».

— Все мы здесь не ангелы, мистер Свенсон, — проговорил он вполголоса. — Я не нуждаюсь ни в чьей защите. А вам и мне легче, чем Клею. Мы выйдем отсюда. А он нет.

— Он уже два раза бегал, — буркнул Берт. — Да не выходило у него. Его все здесь боятся. А я не боюсь.

— А что бояться заключённого в кандалах? — засмеялся Холмс. — Вот Фридли с револьвером — дело другое.

— Твоя правда!

И пристыженный Свенсон замолчал надолго. Дождь всё лил, гроза не унималась, всем было холодно, но никто больше не вопил и не ругался, ибо все сообразили, что лучше не злить и без того обозлённую охрану.

В каждой группке обсуждали происшедшее, и почти все сходились на том, что «не будь сыщика, Берту была бы крышка, — а потом и болвану Джиму».

— Слушай, — спросил вдруг Свенсон после долгого молчания, — я слышал кое-что из того, что вы там говорили. Ну, с Фридли-то. Ты откуда узнал, что у этого олуха мать есть и что он от неё ждал письма, да не получил? Я всё башку ломаю, а понять не могу.

Шерлок опять засмеялся, но не вслух, а беззвучно, как умеют смеяться немногие.

— Нечего тут ломать башку, — сказал он, — это очень просто. Я давно наблюдаю за Фридли. Интересный в своём роде тип. Впрочем, мне все люди интересны с той или иной точки зрения. Так вот, по нему заметно, что он — человек одинокий. Но кто-то у него определённо есть — он носит в кармане платок, тщательно обшитый простым деревенским кружевом, и видно, что дорожит им. Недавно у него появилась табакерка с простеньким узором, явно кем-то присланная. Он при мне показывал её одному солдату и говорил что-то очень ласковое и доброе, судя по выражению его лица. Можно было предположить, что это — подарки возлюбленной или невесты. Но, зная Фридли, я подумал, что такой скрытный и застенчивый парень не стал бы хвалиться перед малознакомым человеком подарком от любимой. Кроме того, и от самих подарков веет скромной деревенской старушкой: кружева старомодные, табакерка сделана во вкусе сороковых годов. Дальше. Сегодня утром, когда мы выходили на работу, Фридли юлил вокруг дежурного офицера и упрашивал того, чтобы он послал его в Перт за почтой. Явно парень хотел поскорее получить письмо. Так ждут писем от очень близкого человека. Стало быть, деревенская старушка — его мать, судя по всему, других родственников у него нет. В Перт он поехал. Вернувшись, был зол, как собака, и напился. Ясно — письма не получил, заволновался, ну и вот — реакция.