Три мгновения грешного лета - [75]

– Обычно подобными званиями людей награждают перед тем, как отправить их на пенсию или в отставку.

Светлана засмеялась, ей было приятно, что у Артема есть чувство юмора. Она в нем не ошиблась.

– Не думай об этом, это не существенно. Особенно в твоем возрасте.

– А что существенно, могу я узнать? Или это великая тайна?

– Существенно то, что мы с тобой познакомились, что сидим сейчас на моей кухне, что совсем скоро каждый из нас доставит другу бездну удовольствия.

– Ты снова улетишь на свою планету?

– Я очень надеюсь на то, что ты поможешь запустить туда мой космический корабль.

– Уж в этом не сомневайся.

– А я и не сомневаюсь. Я верю в твои созидательные способности.

– Никак не могу определить, говоришь ты серьезно или нет?

– Ну, конечно, серьезно. Я вообще, в последнее время все делаю только серьезно.

– Тогда у нас немного разные понятия о серьезности.

– А мне почему-то казалось, что ты меня поймешь.

– Пойму, если ты мне подскажешь, что я должен понять.

– Так не интересно. Взрослые люди, даже если они живут сердцем, все равно обязаны все делать без подсказки. Иначе они остаются детьми, несмотря на всю свою сексуальную зрелость.

– Странно, – задумчиво произнес Артем, – мне казалось, что ты немного другая.

– Какая?

– Не знаю, так трудно выразить. Это как кино; когда ты смотришь его в детстве, у тебя одно от фильма впечатление, когда смотришь его затем в зрелом возрасте, то совсем другое.

– Тогда, может быть, не я изменилась, а ты повзрослел?

Артем, не соглашаясь, покачал головой.

– Я не повзрослел, это уж точно. Что я враг себе, зачем я стану портить свою жизнь? А вот ты, кажется, да.

– Ну что же, пусть будет так. В конце концов, это не самый худший вариант.

– Как знать, – довольно мрачно протянул Артем.

– А знаешь, ты в чем-то прав. Не представляю тебя взрослым, не представляю тебя на службе, тянущим семейную лямку. Ты музыкант не только по профессии, но и по душевному складу. В любых отношениях для тебя самое важное – это найти мелодию. Сыграть ее и после финала навсегда уйти. Кажется, у Гайдна, есть прощальная симфония, когда музыканты один за другим покидают сцену и гасят свечи.

– Я не хочу сейчас так уйти, не хочу гасить свечу.

– Не волнуйся, твоя свеча у меня никогда не погаснет. По крайней мере, не скоро.

– Как хочешь, но все это напоминает похороны.

– В таком случае хватит разговаривать, если ты наелся, пойдем в комнату.

– Я давно наелся и давно хочу пойти в комнату.

– Если желаешь, мы можем вместе принять душ.

– И ты еще спрашиваешь!

Поток воды падал на спину Артема и растекался по ней ручьями и протоками, словно весенние ручьи. Светлана, как конькобежец по льду, мягко скользила мочалкой по его телу, оставляя на нем белые мыльные полосы инверсии. Этот красивый и одновременно мужественный мужской торс неимоверно возбуждал ее, вызывал все новые и новые приливы желания. Она взяла в руки его член, который мгновенно стал большим и прямым, словно грот-мачта корабля.

– Боже, как он прекрасен! – воскликнула Светлана, прижимаясь к нему щекой.

– Он может стать твоим навсегда.

– Не скрою, это очень заманчивое предложение.

– Так что же?

Светлана ничего не ответила, вернее, ответила по своему, она взяла пенис в рот и стала водить по нему языком. Артем стонал от наслаждения. Внезапно он схватил ее на руки и мокрою понес в комнату, оставляя за собой влажную дорожку следов.

Он положил ее на диван, лег на нее и быстро вошел в лоно. Сознание Светланы вдруг стало почти совсем невесомым, она чувствовала, еще мгновение и оно отделится от нее и начнет свой самостоятельный полет.

Это предчувствие предстоящего полета было таким замечательным, что она, чтобы сосредоточиться и ненароком не потерять его, закрыла глаза. Какие-то странные картины и даже не картины, а непонятная цветовая мозаика неожиданно возникла перед ней. Эти цвета переливались и сверкали, как драгоценные камни на свету, а затем вдруг наступила почти полная темнота. И эта была та самая точка, которая отделила одно состояние ее сознания от другого. Светлана громко закричала, хотя сама этого крика не слышала, потому что находилась где-то далеко-далеко, в ином измерении, на той самой неведомой, безымянной звезде, откуда, как теперь она смутно понимала, ее душа когда-то спустилась в этот бренный мир.

Светлана открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо Артема.

– Я, кажется, кончила, – пробормотала она.

Артем восхищенно засмеялся.

– Ты не кончила, это называется как-то совсем иначе. На досуге я поразмышляю, какое дать этому явлению научное название. Ты так кричала, что я боялся, что сбежится весь дом. Люди подумают, что здесь кого-то режут или насилуют.

– Честное слово, я ничего не помню.

– Естественно. Ты же улетала на свою звезду.

– Я там действительно побывала.

– И как там?

– Не знаю. Говорю же, что ничего не помню. Только помню ощущение полета. Я дальше все словно бы покрыто пеленой. Мне даже страшно становится от своих переживаний. Тебе не кажется, что в столь острых ощущениях есть что-то не здоровое?

– Как знать, – задумчиво ответил Артем. – Мы слабо представляем, что на самом деле является здоровым, а что больным. Может быть, как раз так и должно быть.