Три льва - [75]

— Добре, — кивнул Кмитич, допивая свой токай, — ты прав. Сейчас на это нет ни времени, ни наших с тобой мозгов, которым, ты уж не обижайся, но далеко до мозгов моего учителя Семеновича. Это был гений. А мы всего лишь его подмастерья. И этого гения не оценили! Выгнали из страны! Позор!

— Но, там не все так уж просто было, — поморщился Михал. — Насколько ты помнишь, или же уже забыл, Семенович выделил пану Артишевскому бесплатно оружие из королевских арсеналов. Против него за недочет большой суммы денег возбудили уголовное дело. Ну а Ян Казимир вступился. Надо быть благодарным моему крестному, он все-таки списал долг с Семеновича, который, верно, был больше ученым, чем чиновником, и, видимо, не знал, что за оружие, выдаваемое для нужд государства, Артишевский должен еще и платить! Хотя, если честно, то я и не знаю: сам ли, обидевшись, уехал в Голландию Семенович или же его все-таки заставили? — вопросительно взглянул на Кмитича Михал.

— Того он никогда не говорил, — Кмитич задумчиво крутил в руках вновь полный бокал, — но мне кажется, что собирался-таки вернуться на родину. Он даже термины в мерах веса пороха для ракет давал чисто по-нашему: «бочка», «барыла», «вядро» и, наконец, «беркавец», слово, что используют только лишь под Витебском на Дубровенщине, где он и родился.

— Ну, выпьем же за память о великом гении! — поднял бокал Михал. — Пусть хотя бы в раю его оценят по достоинству!

— Так, за светлую его память, — улыбнулся Кмитич, — и за нашу будущую победу с его помощью!..

Лето 1673 года подходило к концу. К концу подходили и сборы посполитой армии, составлявшей уже более шестидесяти тысяч человек: сорокатысячное коронное войско собрал Собесский — возымели-таки действие деньги Папы Римского; а из Великого Княжества Литовского Михал Радзивилл и Михал Пац привели еще двенадцать тысяч. Еще до десяти тысяч набиралось иноземных рейтар и казаков. Правда, вновь не обошлось без капризных выходок Паца. Великий гетман, изначально активно занимавшийся сборами, вдруг, ссылаясь на болезнь, передал Несвижскому князю командование всей литвинской армией. Но и это не все. В своих письмах он даже отговаривал Михала Радзивилла от похода, мол, это дело чисто Польши и Руси, «хватит нам полякам помогать». Однако Михал Казимир был непреклонен. Он подтвердил Яну Собесскому, что объединяет свою армию с коронной и готов выступить хоть завтра.

* * *

В Несвиже прошел и первый военный совет. Приехали многие, с кем крепко обнимались и целовались Кмитич и Михал. Хотя Степан Чарнецкий разочаровал Кмитича — это был не сам престарелый русский воевода, но его племянник, полный тезка.

Ракеты Семеновича. Иллюстрация из его книги

— Ну, а как поживает дядя? — интересовался Кмитич.

— Сдал немного за последние пять лет, — отвечал с явным польским акцентом Чарнецкий-младший, похожий на знаменитого дядю, как родной сын — и похудел, борода посерела от седины, но воинская осанка все та же. Рвался в бой, да не пустили…

— Ага, пан Кмитич! Повоюем еще вместе! — к Кмитичу подскакивал круглый, как мячик, но все еще по-прежнему шустрый Андрий Потоцкий.

— Пан староста! — жарко обнимал крепкие плечи Потоцкого Кмитич. — И вы тут! Вот кого рад видеть!

— А я вам ту самую грамоту вашего деда Филона привез, из-за которой вы в плен и угодили, — улыбался Потоцкий, тряся перед Кмитичем кожаной сумкой, — пляшите!

— А вот за грамоту дзякуй, — принимал сумку Кмитич из рук Потоцкого, — затянулась, конечно, передача сей паперы. Но может, так и лучше. Видно, так Богу было угодно…

Здесь же были и другие каменцы: Мыслишевский с Мотовилой, которые не меньше радовались при виде оршанского князя…

Прибыл и хорошо знакомый Дмитрий Вишневецкий, кузен короля и «товарищ по несчастью» Михала. Вновь после Каменца Кмитич с радостью увидел и Снитко. Впрочем, хватало и новых людей: русин Гоголь, датчанин Ян Денмарк, бельгиец Кристоф де Боан, поляки Кнотский, Корыцкий, Скшетуский, Жечинский и русский воевода гетман Яблоновский. Последний в новенькой блестящей кирасе и нарукавниках, с начищенным до блеска медным шлемом в руках, увенчанным длинными перьями — словно уже сейчас собирался в бой, — смотрелся как римский патриций. На плечах Яблоновского лежал пурпурный плащ под стать римскому императору, а на боку висела сабля, украшенная драгоценными камнями…

Из литвинов кроме Кмитича и Михала (и не считая Потоцкого) был только один Лужецкий из Подляшья. Пропаганда Михала Паца, что этот поход есть не что иное, как очередная авантюрная кампания Польши и Руси без какой-либо пользы для Литвы, все-таки на многих подействовала. Даже на такого вояку как Александр Полубинский. Михал посылал лист Полубинскому, рассказывая о том, что в плену султан предлагал Кмитичу стать гетманом вместо Дорошенко и помочь присоединить к Порте Брестское воеводство.

«Неужели нам будет лучше сражаться с турками уже непосредственно на своей территории, а не бить их здесь, не дожидаясь?» — вопрошал Михал, но Полубинский, похоже, полагал, что двенадцатитысячного войска Литвы пока что хватит для подольской кампании…

Открыл военный совет Ян Собесский, обращаясь ко всем на польском… Затем слово взял Яблоновский. Кмитич сразу понял: этот пан здесь — один из главных после коронного гетмана. Похоже, ни разу не побывав в Хотине, этот авторитетный русин предлагал тащить по дорогам этой страны всю объединенную армию Речи Посполитой. Кмитич слушал Яблоновского, то и дело усмехаясь.