Три круга войны - [13]

— Ну, как ты? — опросил тот.

— Ничего. А ты?

— Тоже.

Вдали в лощине лежало притихшее село. Беленькие хатки, сады с изрядно покрасневшими листьями и за селом желтое поле. Собственно, это была лишь окраина большого селения, а само оно уходило влево и скрывалось за бугром.

— Что за деревня? — спросил Гурин у соседа.

— Зеленый Гай.

— Откуда знаешь?

— Слышал.

Их разговор прервала разорвавшаяся невдалеке мина. Солдаты, словно суслики, тут же юркнули в окопы, и хорошо сделали, так как мины стали рваться одна за другой у самых окопов, засыпая их землей. Гурин сжался в уголке и думал, что налету, наверное, не будет конца, ждал, что вот-вот мина залетит в окоп и все будет кончено. Но налет прекратился так же внезапно, как и начался. Остался только пороховой дым да комки земли на дне окопа. Посидев немного, Василий стал отряхиваться. И снова услышал:

— Эй, ты… живой?

— Живой, — ответил Гурин как можно бодрее. — А ты?

— И я.

— Тебя как зовут?

— Степан… Степка. А тебя?

— Василий. Откуда ты?

— С Новоселовки. А ты?

— Букреевский.

— Земляки, значит! — улыбнулся гуринский сосед. — Давай держаться друг друга?

— Давай… — обрадовался Василий. На сердце стало так хорошо, легко — дружок у него появился! «Вот я и попрошу его: если меня убьет, чтобы он писал маме письма от моего имени: пусть она думает, что я живой. Надо дать ему адрес. Только не сейчас, не так быстро. Тем более — тишина кругом, опасности никакой!» — размышлял Гурин.

А тишина и правда была такой редкой, даль была такой прозрачной, какой она бывает, кажется, только в самое мирное время. В воздухе паутинки летали, и на много верст кругом — до самого горизонта — никакого знака, что тут идет война. Тихая, мирная степь. И лишь сознание подсказывало Гурину, что тишина эта обманчива, что все затаилось, замаскировалось, вкопалось в землю.

Сосед Гурина — Степка настолько освоился, осмелел, что даже вылез наружу, сел на край окопа, а ноги свесил в него.

— Красота! — произнес он, и в ту же минуту послышался окрик сержанта:

— Сейчас же в окоп, твою мать!.. Вылез, как… — и снова матерные слова. — Ребенок, что ли!..

Степка нырнул в окоп, и тут же две пули, вжикнув, ударились в его бруствер.

— Видал? Теперь не вылазь, — сказал Гурин Степке.

— Ага… — голос у Степки дрожал. — Вот гады! Так же можно и убить человека.

Посидев немного, Гурин вспомнил приказ — наблюдать за противником. Водрузив себе на каску куст перекати-поля и несколько веточек полыни, он стал смотреть поверх бруствера в сторону немецких траншей. Там по-прежнему была тишина и покой — ни звука, ни тени. И вдруг он увидел: на бугре за деревней, где стоят скирды соломы, от одного стога к другому идет человек. Явно немец. «Они стреляют по нас, а мы что, сидеть сюда пришли?» — рассудил Гурин, загнал патрон в казенник и стал целиться в идущего. Долго целился, наконец решил, что тот на мушке, и нажал на курок. Винтовка дернулась и больно ударила Гурина в плечо, но он не обратил на это внимания, смотрел на немца и ждал, когда тот упадет. А он даже шагу не прибавил — так и прошел спокойно от скирды к скирде.

— Опять! — послышался голос сержанта, и через какое-то время Гурин увидел его рыжую голову, свесившуюся к нему в окоп. — Ты стрелял?

— Да.

— Зачем?

— А немец там шел.

— Где ты увидел немца?

— Как где? Возле стогов соломы.

— Ё… Елки-палки! — закатил сержант глаза. — Дите!

— Почему? — обиделся Гурин.

— Убил немца? — спросил сержант ехидно.

— Нет…

— Дите. Да ведь!.. Ведь туда, наверное, километров пять будет?

— А пуля летит до восьми… Лейтенант говорил.

— «Летит», — передразнил Гурина сержант. — Дите. А эффективный прицельный огонь на сколько метров можно вести? Об этом говорил лейтенант?

— Говорил…

— Ну так что же ты? Забыл?.. — и уже по-деловому, спокойно предупредил: — В белый свет не пуляй, еще настреляешься. — И, прижав голову к земле, пополз к себе.

Когда стемнело, сержант снова появился над окопом. Стоя во весь рост, он приказал Гурину:

— Собери котелки у ребят нашего отделения, пойдешь за ужином.

Василий быстро выскочил из окопа, винтовку и вещмешок оставил внизу. Подумал и бросил туда же шинель, чтобы легче было идти.

— Ты что, дома у мамки или на передовой? А если немцы встретятся, чем отбиваться будешь? Котелками?

Василию стало стыдно, что из него получается такой нескладный солдат, проворчал: «При чем тут мамка» — и снова полез в окоп. Нацепил на себя всю амуницию, собрал котелки, побежал вместе с другими солдатами за кашей в овраг, куда пришла кухня.

Кашу раздавал тот же повар. Только был он не таким веселым, как раньше. Торопливо черпал кашу, с силой стряхивал ее с черпака в котелок, и она со чмоком проваливалась в глубь круглых алюминиевых посудин.

— Давай, давай! Держи котелок как следует! Следующий! Не зевай! Тут каждый метр пристрелян, а мне вам надо еще и завтрак успеть сварить. Какая рота? Так, кажется, последняя…

Нагрузились солдаты кашей и пустились в обратный путь. Бежать Василию было тяжело, неудобно: на спине вещмешок, на плече винтовка, в руках по четыре котелка… Поле сплошь изрыто воронками, о которые он то и дело спотыкался. Просторная каска наползала на глаза, а поправить ее нельзя, руки заняты.