Три гроба - [73]

Но план Гримо провалился. Он не знает, что Флей уже мертв, ведь он видел того на улице, державшего револьвер в руке. Рана от пули причиняла Гримо острую боль. То, что часы в витрине ювелирного магазина спешили, было ему на руку, но как он мог знать, что они спешат! Теперь Гримо был уверен только в том, что Флея уже не обнаружат как самоубийцу в его маленькой комнате. Возможно, он и был тяжелораненым, рассуждал Гримо, но он еще способен разговаривать с полицейским, который бежал к нему по улице. Если не придумать ничего толкового, его, Гримо, ждет виселица – ведь теперь Флей не будет молчать.

Все это приходит ему в голову сразу после выстрела. Он не может оставаться больше в темном коридоре. Лучше посмотреть на рану и проверить, не осталось ли где следов крови. Где это сделать? Конечно, наверху, в квартире Бернаби Гримо идет наверх, открывает дверь, включает свет, освобождается от намотанной на него и теперь уже ненужной веревки. Теперь он не может сделать вид, будто Флей приходил к нему. В эту минуту тот, наверное, уже разговаривает с полицией.

Гримо осматривает свою рану. Подкладка светлого твидового пальто и одежда – в крови, но сама рана невелика. Он достает носовой платок и клейкую ленту, закрывает рану и останавливает кровотечение. Кароля Хорвата ничто не может убить, и он позволяет себе посмеяться по этому поводу. Успокоившись, самоуверенный как всегда Гримо приводит себя в порядок – отсюда кровь в ванной комнате – и пытается собраться с мыслями, Который час? Господи! Он опаздывает! Пока его не поймали, надо убираться отсюда, надо спешить домой.

Свет остается включенным. Когда свет, нагорев на шиллинг, отключился, мы не знаем. По крайней мере не раньше, чем через три четверти часа, после того, как его видела Розетта.

По дороге домой Гримо, видимо, вновь начинает размышлять. Его разоблачили? Кажется, этого не миновать. И все-таки неужели нет никакой лазейки, какой-нибудь надежды, пусть даже самой слабой? Видите ли, джентльмены, Гримо, несмотря ни на что, – боец. Душа у Гримо была не одного черного цвета. Он мог убить брата, но я не совсем уверен, мог ли он убить друга или женщину, которая его любит. Так или иначе, он лихорадочно ищет выход. Осталась одна возможность, рассуждает он, необычайно шаткая и почти безнадежная, единственная: выполнить задуманный план до конца и изобразить дело так, будто Флей пришел к нему и ранил его, Гримо, у него дома. Револьвер у Флея. Гримо скажет, а свидетели подтвердят, Что он не выходил из дома весь вечер. Свидетели могут присягнуть, что Флей у него был все-таки, и пусть тогда проклятая полиция попробует что-нибудь доказать! Почему бы и нет? Снег? Снег перестал и замел следы Флея… Это был последний – сомнительный, дьявольский, дерзкий, но единственный – выход из этих чрезвычайных обстоятельств…

Флей стрелял в него приблизительно без двадцати десять. Он приходит домой без четверти десять или чуть позже. Как войти в дом, не оставляя следов от ног на снегу? Для Гримо, с его телосложением, как у быка, и только легко раненного, это не трудно сделать. Между прочим, я придерживаюсь мысли, что он был действительно ранен легко и если бы он не сделал того, что сделал, его бы повесили. Теперь надо спуститься по ступенькам до двери в полуподвальное помещение, как он и планировал. Но как? На ступеньках лежит снег. Но ведь вход в полуподвальное помещение помещается рядом с соседним домом, разве не так? Именно так. А там над дверью есть выступ, нависающий над ступеньками. Значит, внизу, перед самой дверью в полуподвальное помещение, снега нет. Если он доберется туда, не оставив следов…

Да, он доберется. Он зайдет с другой стороны, будто идет к двери соседнего дома, а потом спрыгнет вниз на чистое место. Вспоминаю, кто-то слышал глухой звук, будто что-то упало вниз, – как раз перед тем, как зазвонил звонок у главного входа.

– Но он же не был возле главного входа и звонить не мог!

– Он звонил, только изнутри. А в дом вошел через полуподвальное помещение, где его ожидала Эрнестина Дюмон. Дальше они собирались осуществлять обман вдвоем.

– Итак, мы подходим к обману, – сказал Хедли. – Как это было сделано? И откуда вы знаете, как?

Доктор Фелл откинулся назад, сложил ладони и задумался, будто расставляя факты в определенном порядке. Наконец он ответил:

– Откуда я знаю? Ну, самое первое объяснение – вес этой куртины. – Он небрежно показал на большое, прислоненное к стене изрезанное полотно. – Да, да, джентльмены, именно вес картины. Она не имела особого значения, пока я не вспомнил еще кое о чем.

– Вес картины?.. – буркнул Хедли. – Ага, картина… Я и забыл о ней. Но какую роль играет в этом проклятом деле картина? Что Гримо собирался с нею делать?

– Гм… Ну, да… Видите, это как раз то, что меня удивило.

– Но при чем тут вес картины? Она не очень тяжелая. Вы сами поворачивали ее к свету, подняв одной рукой.

– Совершенно верно! – возбужденно сказал доктор Фелл. – Вы попали в цель! Я поднимал ее одной рукой и поворачивал. Но почему тогда наверх ее несли два человека – возчик и еще кто-то?

– Что?!

– Да, да. Вы сами это знаете. Мы слышали об этом два раза. Гримо, забирая картину из мастерской Бернаби, легко снес ее вниз. А когда после обеда он с этой самой картиной вернулся сюда, наверх ее должны были уже нести двое мужчин. Где она вдруг набрала такой большой вес? Сами видите, она не под стеклом. Где был все это время Гримо – с утра, когда он купил картину, и до тех пор, пока привез ее домой? Она слишком велика, чтобы он носил ее с собой просто так, для удовольствия. Почему Гримо настаивал, чтобы Бернаби ее завернул?