Три грации - [20]

Туристы были какими-то странными — во-первых, их не было слышно, во-вторых, их было мало, всего-то несколько человек, а в-третьих, они несли странные, не туристические предметы. Высокий как жердь парень взвалил на плечо длинные металлические треноги и разнокалиберные белые зонтики и замер в глубоком раздумье перед узким входным турникетом, потому что треноги топорщились и не проходили в тесные воротца. Толстяк-турист был с ног до головы обвешан сумками с фотокамерами таких устрашающих размеров, что сразу было ясно — он не турист и не фотолюбитель, а самый настоящий профессионал. За ним тащилась толстенная тетка в коротких шортах с чудовищным чемоданом, бьющим ее по голенастым ногам. Шествие замыкала молодая пара: смуглый парень и беленькая, как одуванчик, девушка, причем девушка идти не хотела, и парень тащил ее силой, то подпихивая сзади коленкой, то волоча за руку, то просто поднимая на руки и неся несколько метров, как невесту после венчания. Длинные белые локоны ее, развевающиеся на ветру, напоминали фату.

Понаблюдав за этой жанровой сценкой, Рахель повернулась к подругам и остолбенела. Милая юная Ясмин, вытянувшись в струнку и трепеща, как цветок, не отрывала восторженных глаз от увешанного фотокамерами неаппетитного толстяка, так, словно увидела Леонардо ди Каприо, Сильвестра Сталлоне и Мадонну в одном лице. Она застыла каменным изваянием — жена Лота, оглянувшаяся назад, в прошлое. Джуди обеспокоенно смотрела то на впавшую в ступор девушку, то на отдувающегося малосимпатичного фотолюбителя, не понимая, чем вызван такой эффект. Оценив ситуацию, опытная секретарша — знаток человеческих душ — вытащила из сумки бутылочку с водой и сунула ее в черную руку. Сомнамбула автоматически отпила пару глотков, очнулась от транса и вернулась в наше измерение.

— Что вас так заинтересовало, милая моя? — вежливо спросила пожилая дама, убедившись, что юная дама находится в здравом уме и твердой памяти.

— Это же тот самый вчерашний Н*… — И Ясмин, закатив в блаженном трепете глаза, уже в третий раз за три дня произнесла имя талантливого фотографа. — Вы что, опять не узнали его?!

— Э… Как вам сказать, дорогая моя… — Рахель смущенно пожала худыми плечами. — Я, честно говоря, не очень вглядывалась в него вчера. Я… как бы выразиться… летала в облаках…

— Ах, этот толстяк — он? А я-то думала… — Джуди недоверчиво разглядывала колышущийся при каждом движении живот и сутулый, мешковатый силуэт, прикрытый ковбойской шляпой, четко вырисовывающийся на фоне гравийной дорожки. — Не может быть! Человек, живущий в мире искусства, должен следить за собой. А этот — помилуйте! — выглядит как бомж! — Она с отвращением кивнула на застиранную футболку и вытертые, вздувшиеся пузырями джинсы. Вдобавок ко всему, сзади из-под широких ковбойских полей торчал довольно длинный пучок седых волос, собранный в «конский хвост». — И прическа совсем его не украшает, нет!.. Не знаю, как у вас в Израиле, но у нас в Америке на него смотрели бы без особого трепета… — Вчерашняя бесшабашная ведьма хотела что-то еще добавить, но слова застряли у нее на языке.

Если толстяк — Н*, то кто же — другой, нагруженный сейчас треногами? Тот, бывший прекрасный Дионис, появившийся из ниоткуда, как все боги? Всю ночь он разглядывал ее из-за полупрозрачных виноградных листьев, всю ночь удерживал гирляндой, не давая убежать, притягивая к себе как магнитом ясным очарованным взглядом. Или это ее взор был очарован?.. Пресвятая Дева! Неужели она встретила его снова, неужели еще раз заглянет в ясные, как льдинки, смеющиеся глаза… Не знак ли это?

— Посмотрите на его оборудование, — кивнула Ясмин. — Вы еще сомневаетесь? Уж я-то знаю… — Девушка опять вздохнула.

Вспомнив ее вчерашний рассказ об утраченной любви и нежно, по-матерински погладив африканские косички, наши прекрасные дамы стали медленно спускаться с донжона. Если сказать честно, то стоять на верхушке полуразрушенной башни было не очень-то приятно — холодный ветер так и свистел. Крепко держась за ограждение средневековых грубых каменных лестниц, сложенных для библейских великанов, нежные дамы медленно и осторожно спустились на землю — то есть на такие же грубо отесанные каменные плиты, покрывающие бывший внутренний дворик.

— Ой, пожалуйста, — Ясмин умильно закатила черные глаза, просительно сложила тонкие руки и сразу стала похожа на эфиопскую Деву Марию без младенца, — я так хочу посмотреть на него поближе! Пожалуйста, пойдемте к нему!

— К кому? — не поняла Рахель, стараясь отдышаться, — все-таки спуск был не из легких.

— Как к кому? К Н*! С группой! Они явно пришли сюда на съемку! Пожалуйста! — Девушка подтанцовывала, как жеребенок на точеных ножках.

Рахель недоуменно всплеснула руками и обратилась к третейскому судье — Джуди:

— Вот полюбуйтесь на эту молодежь! Ближайшая подруга обожглась на этих съемках, а она все равно летит туда, как бабочка на огонь! Ох, молодежь!..

— Но это же так естественно, — горячо поддержала девушку Джуди и покраснела, вспомнив белобрысого Диониса. Ой, только бы никто не догадался, о ком она думает!.. — Я сама не прочь посмотреть! Ведь только посмотреть! Такое не часто встретишь!.. Но где они? — И три головы одновременно завертелись в разные стороны, как у Лернейской гидры. — Поднимемся опять повыше, чтобы увидеть их?