Три года революции и гражданской войны на Кубани - [95]

В качестве мотива в пользу пересмотра ейчанами дела об их кандидат, было сделано указание, что в делегации нужны специалисты по военным делам. Ейчане вняли призыву разборчивого первого делегата и избрали на Конгресс мира[71] в качестве военного специалиста делегата все того же близкого Бычу генерала Савицкого.

Союзники в Екатеринодаре

Во время заседаний Краевой рады имел место эпизод с весьма авторитетной по тому времени поддержкой идеи единства России не в смысле добровольческой практики, но во всяком случае в смысле той общей идеологии, из которой генералы Деникин, Драгомиров и другие выводили свою практику:

– Единая и Неделимая Россия.

Отсюда «носители национальной идеи» выводили свои требования, свой ригоризм по охране «чистоты служения идее»:

– Объединение власти признавали только в виде диктатуры, объединение вокруг «нас» (добровольческого командования) и пренебрежение к «провинциализму» и «негосударственности» стремлений краевых образований…

В Екатеринодар прибыли «союзники» – британские и французские офицеры. Они посетили Краевую раду чуть ли не прямо с вокзала. Последнее обстоятельство могло быть истолковано кубанцами в свою пользу.

Союзники, не откладывая, сделали нам визит…

Но в раде от имени союзников выступил лейтенант Жан Эрлиш с речью, произнесенной с большим пафосом… Быть может, это была первая речь в раде, произнесенная в европейском стиле и заранее рассчитанной компоновкой ее частей. В ней была обязательная для европейцев доза демократизма. Но Эрлиш повторил полностью добровольческий лозунг, правда, на свой особый манер:

– Единая и нераздельная Россия!

В кубанском ответе обходилось это неудобное речение и надиралось на демократизм в приветствии. Отвечали союзнику по-французски.

Был ясный солнечный день. Улицы переполнены народом, общее оживление, много бодрости…

Кубанско-Ряболовская половина была определенно смущена, другая половина недоумевала, к чему бы это?

Добровольцы тоже не имели основания радоваться.

– Единая и Нераздельная, но все слова за демократию.

– Да кто они, которые приехали? Каковы их полномочия?

Крайние крылья из лагеря добровольцев и кубанских экстремистов радовались разоблачению:

– На Эрлише лишь мундир французский, а сам он из «наших одесситов», Иван Николаевич Эрлих…

Союзников угостили обедом с необходимым церемониалом и тостами.

Рядом с гостями – союзниками – во главе стола сидели главнокомандующий Добровольческой армии генерал А. И. Деникин и кубанский войсковой атаман генерал А. П. Филимонов. Каждый из них произнес соответствующее случаю слово. Из союзников, кроме «француза» Эрлиша, произнес краткий тост англичанин, морской офицер, приветствовал «старых союзников».

Нельзя было делать каких-либо обнадеживающих выводов из этой первой встречи. По существу это была со стороны союзников первая разведка в наши края. Но тем не менее она всех нас ободрила.

Второй – 1918 год гражданской войны кончался при благоприятных ауспициях, особенно для нас, кубанцев. Вся краевая территория была очищена от большевистского воинства и именно в городе Екатеринодаре произошла первая встреча живой России с посланцами победительницы – Европы.

Конец книги первой.

Книга вторая

Глава I

Атаман А. П. Филимонов, прошедший через проверку своего мандата в раде, был «нашим кандидатом» (принятым, правда, скрепя сердце).

От него в полной степени зависел первый шаг по составлению Краевого правительства.

Но у прежнего председателя правительства Л. Л. Быча остались солидные резервы: возглавление заграничной делегации с самостоятельным бюджетом (миллион рублей, около 30 000 фунтов стерлингов по тогдашнему курсу); несомненное влияние в Законодательной раде, куда прошел весь цвет черноморской группы; президиум Краевой рады возглавлялся верным человеком Н. С. Рябоволом.

Перспектива новой встречи в раде наших казачьих группировок отнюдь не гарантировала новому линейскому правительству спокойной созидательной работы. Было, однако, естественным предположение, авось де, для общего блага, будет возможно договориться о распределении сил и вместо борьбы наладить какую-то систему сотрудничества…

Осматриваясь теперь назад, передумывая пережитое, учитывая, наконец, многие факты последующего времени, откровенные заявления наших земляков из среды «черноморцев» уже в эмиграции, начинаешь понимать всю тщетность своих тогдашних надежд. В этом отношении еще и еще раз следует обратить внимание на зависимость нашей кубанской политической жизни от того, что происходило на Украине, по каким зигзагам направлялась кривая петлюровского делания «незалежной» украинской державности. Был также огляд на Закавказье, на Дагестан, Чечню и пр. Наши «черноморцы», в силу ложно понятых ими задач национальностей и народностей, были типичными делателями государственного развала и распада.

Россия – тюрьма народов… Россия умерла, ее нет… Большевики – специальное явление великорусской державности и выношенности русско-татарского облика… Государство строить следует на новой почве, по-новому и именно там, где некогда оно начиналось на почве Киевской Руси…

Вывихнутая психология…

Но трудно было тогда делать столь безнадежные выводы.