Три фута под килем - [20]
Рассказ аквалангиста понравился островитянам. Метеоролог Володя Творогов откровенно завидовал Михаилу Гутеневу. Но такая зависть может привести только к добру. Тем более что, как хорошо сказал Юрий Гармаш, «вход в подводное царство свободный».
Северной лестницей Волго-Балта
Штормовой вариант
Раздвинув берега, Онежское озеро впускает нас в свои пределы. Остается позади невидимый донный порог, через который вода из озерной чаши сливается в Свирь. Мы попадаем в мир иных масштабов — совсем не речных. Глянешь вправо, глянешь влево — берега едва видны. И снова, как в Финском заливе, как на Ладоге, мы один на один с простором. С этим водным великаном надо быть на «вы». Ведь в списке величайших озер страны Онежское озеро занимает по размерам почетное шестое место.
А стрелка нашего компаса ведет катер на север — туда, где за горизонтом, в ста тридцати семи километрах лежит карельская столица Петрозаводск.
Ровно тарахтит за спиной мотор. Безупречно он знает свое дело. Мы привыкли к его уверенному баритону. Правда, нелегко ему. Одного бензина загрузили около трехсот литров. Да еще инструменты, ружья, спасательный круг, якорь, запасной винт, весла, продовольственные припасы… Напрягая свои семьдесят лошадиных сил, мотор пытается вытащить полуторатонный катер на глиссирование. Но ничего: пройдет часа три-четыре, часть горючего вылетит в выхлопную трубу и «Горизонт» ринется вперед, разбивая встречные волны. Пока же приходится мириться с весьма скромной скоростью.
Мы успели полюбить наше маленькое суденышко. Научились уходить от крутой волны (как он великолепно слушается руля!), разворачиваться в узких местах, безукоризненно подходить к причалу, лихо бросать конец на пристань. Если каждое судно имеет свои особенности, то «Горизонт» не исключение. Мы называем трюмом герметический отсек в носовой части (там храним от сырости спальные мешки, карты, дневники, фотоаппараты, теплые куртки), место за штурвалом — капитанским мостиком, а кормовой кокпит — кают-компанией. И неважно, что вся-то длина катера от носа до транца шесть с половиной метров. Мы хотим, чтоб все было как на настоящем корабле. И в этом «повинны» кронштадтцы. Они заставили нас уважать флотский порядок.
Меж тем белая ночь торопится сменить светлый день. И мы становимся свидетелями ее неземного величия. Какая череда декораций прошла сегодня перед глазами! От торжествующего солнца до дерзких звезд. А вот сейчас под шапкой светлой ночи невидимая рука приглаживает чубатые облака. Самая великая лаборатория — лаборатория природы — приоткрывает двери. Мир так великолепен и таинствен, что поневоле жалеешь: какие ночи пропадают! Видят ли их влюбленные? Наверное, в такие ночи соловьи создают шедевры.
Величие ночи подавляет и уничтожает, как сеанс гипноза. Мы забываем обо всем реальном. И о предостережении рыбаков из Вознесенья в том числе: «К ночи стихает Онего. Погоду, однако, не угадать. Сорвется ветер — всякому судну лихо».
Мы «не угадали» погоду. На выходе из Свирской губы увидели позади низкую тучу, но оглядываться не стали. А за ту тучу зацепилась другая. Потом затемнел край неба, в корму ударил шквалистый ветер. Нас настиг ливень. Скоро катер уперся в дождевую стену.
В спешке, словно новички-пожарники, натягиваем над собой крышу — брезент на съемном каркасе. Все валится из рук. Стойки не хотят входить в гнездо. Брезентовый полог вмиг промок. Его не распрямить. Будто сделан из жести.
А все-таки что это? «Кратковременные осадки» или предвестник шторма?
Размышлять некогда. Дождевая пелена размывает огни буев. Не видим даже собственного флага на корме. Ливень хлещет наотмашь. Ветер крепчает.
Не знаем, что предприняли бы на нашем месте другие, но мы повернули катер на сто восемьдесят градусов и, не раздумывая, прибавили обороты. Вы скажете: бегство. Возможно. Но те же рыбаки из Вознесенья говорили: «Когда темнеет небо, грозя ненастьем, все суда спешат в укрытие».
Впрочем, где же спасительный исток Свири? Как разыскать его в этой дикой пляске ветра, дождя и волн? Возьмись мы начертить линию движения нашего катера, застигнутого ливнем, получился бы образцовый график температуры тяжелобольного. В сущности мы плывем с завязанными глазами. Чего доброго, тут…
На полном ходу катер врезается в заросли тростника, водяных лилий и прочих прекрасных растений, которыми так приятно любоваться с берега. Мотор осекся на высокой ноте. Катер потерял ход.
Трудно сказать, что хуже в такой ситуации: сесть на мель, наскочить на подводные камни или угодить в водоросли. Нам предлагалось последнее. И где! В Онежском озере!
Взялись было за весла. Да куда там! Даже если б мы были олимпийскими чемпионами по гребле на безрульной двойке, долго на плаву не удержаться: катер с опутанным винтом — легкая добыча волн. Скорее освободить винт от хищных щупалец плавающей зелени! Скорее спускаться за борт!
Катер швыряет волной. Но иного выхода нет. Один из нас лезет в холодную купель, обвязавшись кормовым концом. Уж все равно: над головой мокро и под ногами тоже. Волны норовят отбросить водолаза от катера. А он, зажав в руке нож, в который раз бросается в воду. Наконец удается нырнуть под днище, разрезать плотный клубок водорослей.
