Три фута под килем - [13]

— Начать осмотр!

Матросы и офицеры заняли свои посты.

Положение гостей не обязывало нас подчиняться корабельному расписанию, где каждый час суток имел свое назначение. И все-таки команда вахтенного офицера позвала и нас выполнять свой долг перед своим кораблем.

С помощью дежурного матроса мы сбросили за борт трап и спустились на наш катер. Ему тоже нужен утренний туалет. Как видно, ночь он провел неплохо. Наведение порядка в нашем небольшом хозяйстве не требовало долгих хлопот.

И тут мы вспомнили, что наш корабль не украшен еще именем. Страшно совестно стало перед другом. Привели мы его из Ленинграда в Кронштадт. Отстаивался он в знаменитом Итальянском пруду. Наконец, посчастливилось ему стоять рядом на рейде с краснознаменным крейсером. И все это время борт его был чист, как у недостроенного судна. Мы утешали себя тем, что имя для него придумано. Осталось лишь вывести восемь букв по белоснежному борту. И мы хотели сделать это перед самым началом путешествия. Ну что ж, теперь самое время браться за кисти.

За помощью пошли к Сергею Карымсакову. Накануне нам представили Сергея так: матрос первого года службы, по совместительству корабельный художник.

Сергея нашли в Ленинской комнате. Объяснили, в чем дело: нужны краски и кисть — хотим написать на борту катера его название. Он внимательно посмотрел на нас и отрицательно покачал головой.

Катер на плаву. Борт у него невысокий. Написать не удастся. Но что-нибудь придумаем. Подождите здесь, я за главным боцманом схожу.

Пришел боцман — высокий, атлетического сложения мичман. Он загородил собой дверь. И его могучая фигура вселила надежду: ну, этот человек все может. Иван Иванович Кошель, как говорится, на лету схватил суть проблемы.

— Не горюйте, хлопцы. Было б сало, а хлеб найдется, — резюмировал он. И решительно скомандовал: — Пошли на палубу!

Наверху он перегнулся через поручни, рассматривая катер. Потом обернулся к нам и спросил, есть ли за что уцепить катер, чтобы поднять его на палубу корабля.

— Ну вот и отлично, — произнес он. — А ты, — главный боцман обратился к Сергею, — готовь краски и кисти. Через пять минут катер будет стоять перед тобой как мольберт.

Иван Иванович кликнул одного, другого, третьего. Матросы собрались мигом. Боцман сказал им всего несколько слов. И тут же появились кильблоки, канаты, крюки, а над водой повисла стрела крапа.

Через пять минут катер стоял на палубе, а Иван Иванович обтирал концами руки.

— Так-так… — приговаривал он, оглядывая катер со всех сторон, постукивая по бортам и днищу. — А какое ему имя дали? «Горизонт»? То доброе имя. Пусть плавает до горизонта. Добре его сработали.

Сергей Карымсаков, облаченный в белую парусиновую робу и синий берет, взялся за дело. Матрос дал нам понять, что поскольку катер находится на борту «Кирова», то он, корабельный художник, никому не доверит кисть и краски. Пока Сергей выписывал название, мы расспрашивали парня о службе, о доме, о мирной профессии.

Он не успел получить диплом об окончании алма-атинского художественного училища имени Гоголя. Пришлось идти служить. Но ничего невозвратимого в сущности не произошло. Просто день окончания училища отодвинулся на определенный срок.

Когда уезжал из дому, не взял с собой ни листа бумаги, ни карандаша. Думал: зачем они? Армия ведь не рисовальный класс. И ошибся. Оказывается, его карандаш и кисть помогают ребятам лучше нести службу. Когда корабль в походе, каждая команда выпускает свои боевые листки. А сатирическая газета «Полундра» ни разу не появилась без его карикатур.

Всего полгода служит парень. А из его рисунков уже можно выставку сделать. Карандаш у него наготове. Портреты отличившихся на учениях матросов и офицеров, фотоотчеты о походах, стенды о полетах в космос наших звездных капитанов. Все доверяют рисовать только ему.

Сергей еще считает себя новичком на корабле. Но за полгода службы он успел накопить немало наблюдений. Глубина его мыслей о красках Балтики могла бы заинтересовать профессионального художника. Когда он впервые с бака смотрел на закаты, ему казалось, что никогда не дадутся тонкие мотивы неба и воды. Ведь он привык иметь дело с солнечной, яркой палитрой, которую дарит художнику Казахстан. А тут свои краски. Акварельные едва уловимые тона заставляют думать серьезнее, искать настойчивее.

Когда Сергей кончил дело и наш катер обзавелся алой надписью вдоль борта, пришел главный боцман. Поглядел на ровный ряд букв и похвалил корабельного художника. Подошел дежурный офицер, собрались матросы, свободные от вахты. Многие знали, откуда прибыл к ним катер и его экипаж. Среди моряков нашлись вологжане и горьковчане, уральские и сибирские парни. Им не терпелось узнать, поплывем ли мы мимо их родных деревень и городов. По этому случаю кто-то из волжан угостил всех папиросами домашнего изготовления. Закурили. И заметили мы: ни один из моряков не обронил на палубу спички или пепла. Штрих, достойный внимания!

Мы и прежде примечали: в каютах и кубриках не найти пылинки. В клубе после демонстрации фильма дежурным нет нужды браться за щетки. На камбузе все сияет белизной, как в операционной. У матросов робы так чисты, будто каждый день им выдают новые. А самое большое удивление вызывало обережение палубы — той самой, по которой в день протопает несколько сот ног. На корабле создан — и, очевидно, давно — культ чистоты. Чтобы удостовериться в этом окончательно, стали допрашивать главного боцмана: