Три дня одной весны - [29]

— Умный человек вряд ли возьмется за дело, итог которого — разочарование.

— Я вас понял, бай. — Ибрагимбек оторвался от подушек и сел, быстрым движением скрестив ноги. Глаза его блеснули. — А я нисколько не разочарован, нисколько! Тигр не сворачивает со своего пути, мужчина не отказывается от своей цели. Хорошо сказано. И вы… — Он сдвинул черные брови. — Не следует вам разочаровываться, бай! Сколько бы мук из-за родины ни перетерпел человек, сколько бы лишений ни перенес — она того стоит.

— Я с вами согласен, почтенный.

— Знаю, вы расстроены. Вчерашний бой был тяжелым, я слышал. Но не переживайте так сильно, Поверьте, я в своей жизни видывал такие дни, что…

И он шумно вздохнул, как бы давая понять, что Усмон Азизу, по счастью, еще не приходилось бывать в действительно суровых переделках.

— Что делать, — откликнулся Усмон Азиз, — война — занятие мрачное. В Коране сказано: не убий, а тут снова убийства, снова огонь и кровь.

Ибрагимбек будто не слышал этих его слов.

— Какие у вас потери? — участливо спросил он.

— Одиннадцать человек…

— Что ж, бывает и хуже. Благодарите Бога, что сами живы остались.

— Если таким образом будет продолжаться и дальше, вряд ли можно надеяться, что останешься живым.

— Мужчина живет надеждами на лучшее, бай!

— Возможно… Но наши попытки, по-моему, бесполезны. Люди стали другими. Меня иногда дрожь охватывает, когда смотрю им в глаза. Ведь большинство нас теперь видеть не может — кроме, конечно, тех, кого новая власть притеснила.

Усмон Азиз тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно: белки глаз Ибрагимбека налились кровью, а пальцы правой руки сжались в кулак.

— Не говорите так!! — бешено крикнул он. — Если бы я услышал это из уст другого… — Замолчав ненадолго, он подавил в себе гнев и сказал уже мягче: — Я вас уважаю. С той поры, когда вы изъявили готовность помочь нам и деньгами, и непосредственным участием в борьбе, я думал… Я думал, вы истинный мусульманин и ради ислама и родины не пожалеете и жизни. Но сегодня…

— Я, почтенный…

— Не перебивайте меня! Сегодня вы, не стесняясь, скулите, что нас не желают видеть. Откуда вы это взяли? От кого слышали? Нехорошо, бай! — с угрозой проговорил Ибрагимбек.

Опустив голову, Усмон Азиз молчал. Если Ибрагимбек даст волю своей ярости, то по одному его слову какой-нибудь преданный ему головорез тотчас отправит Усмон Азиза в иной мир. Ведь он беззащитен перед ним — как бессильная овца перед хищным волком.

— Верно, — снова заговорил Ибрагимбек, — положение наше не из лучших. Но борьба не бывает без потерь. Скажу вам, бай, что зачастую она не имеет смысла и без поражений. Враг силен, но мы еще не сломлены. Пока корни в воде, есть надежда и на урожай. Если соизволит бог, дело наше восторжествует и мы достигнем цели. Но при условии, — возвысил голос Ибрагимбек, — что наши джигиты, все как один, без всякой жалости будут уничтожать неверных и босяков-блюдолизов, их приспешников! При условии, что не будут щадить себя на поле битвы, превыше самой жизни ставя веру, обычаи и родной край! — Он перевел дыхание. Смуглое лицо его побледнело. — Самое главное для нас сейчас — люди, кони, патроны и оружие. Исходя из этого я принял решение… Пусть каждый курбаши во главе своего отряда отправляется в родные или другие избранные им места и там бьет врага, насколько хватит сил. Три обстоятельства в данном случае будут нам на пользу. Во-первых, разделившись на небольшие отряды, мы и врага заставим раздробить свои силы. Во-вторых… В каждом селении можно будет привлечь на нашу сторону, на сторону войска ислама, по меньшей мере два-три человека. Конечно, для этого потребуется поработать головой — но, я уверен, бай согласится, что у наших курбаши головы предназначены не только для того, чтобы носить чалму. И, наконец, в-третьих: мы выигрываем едва ли не самое главное для нас в нашем нынешнем положении — время! Мы сможем перевести дух — пока с  т о й  стороны не получим патронов и оружия, пока не подойдут к нам оттуда четыре-пять обещанных отрядов.

Ибрагимбек бросил торжествующий взгляд на Усмон Азиза и умолк. «Поразительно, — думал между тем Усмон Азиз, — он, наверное, считает меня глупцом… Он, по-моему, уверен, что я приму за чистую монету весь этот вздор… всю эту ширму из красивых слов». Не следовало бы сейчас задавать Ибрагимбеку вопросы, но Усмон Азиз не выдержал и спросил:

— А как они пройдут с  т о й  стороны? Сейчас красноармейцы охраняют каждый аршин границы.

— Это наше дело! — вспылил Ибрагимбек. — У каждого своя задача. Свою, я надеюсь, вы поняли?

— Да, почтенный.

— Если не ошибаюсь, ваше село находится за горой Чилчарог. Не так ли?

— Верно, я из Нилу.

— Вот туда и отправляйтесь. Я был с вами откровенен и сказал все что думал. Остальное зависит от вашего ума, настойчивости и мужества.

Усмон Азиз встал.

— Кстати, — спросил его Ибрагимбек, — вам знакомо селение Сияхбед у подножия Чилчарога?

— Да… маленькое селение…

— В том маленьком селении живет большой бай. Родом низок, но изрядно богат. Его зовут Халимбай.

— Я знаю его.

— Попросите от моего имени, чтобы дал вам кров на три-четыре дня. За это время я отправлю в Сияхбед немного винтовок и патронов и, может быть, несколько воинов. Согласно обещанному не сегодня-завтра один отряд, перейдя реку, прибудет нам на помощь. — Он довольно погладил бороду. — Эта помощь только для вас. Вы вчера мужественно сражались с неверными и понесли большие потери.