Три дня одной весны - [176]

— Иди сюда, — позвал он Хамида. — Нет ничего вкуснее на свете, чем горячая лепешка с ледяной водой. — Затем повернулся к сестре. — Отец давно заболел?

— Как заболел? — испугалась Махин.

— Мне передали, что он в больнице. Что с ним? Только ничего не скрывай.

— Да кто вам это сказал? Он утром в Хуфар уехал, вместе с Латифом… Вас кто-то обманул.

У Эраджа задрожали колени. Он опустился на топчан.

«Господи, неужели так шутят? Ну зачем ему понадобилось подзывать меня, делать скорбное лицо. Здесь что-то не то. Не сошел же он с ума».

— А зачем они в Хуфар поехали?

— На свадьбу. Сказал, что завтра вернется. А потом поедет к вам.

— Ко мне? — еще больше удивился Эрадж.

— Да. Он в последнее время о вас очень беспокоится. Говорит, часто во сне вижу…

— А Саме где?

— В магазин пошел. Скоро вернется.

— Ну вот! Опять я прав. Говорил же тебе: не переживай, ничего страшного пока не произошло. А ты, до реки не дойдя, сапоги снял. Всю дорогу как в воду опущенный сидел. — Хамид широко улыбался. Он говорил с Эраджем, а сам не отводил глаз от стройной фигуры Махин. — Отдохнуть бы не мешало. Устал как проклятый от этой гонки. Почти шесть часов за рулем. — Наклонившись к Эраджу, тихо добавил: — Бутылочку бы лекарства от головной боли раздобыть. И о бензине нужно позаботиться. Не забудь, что мой конек только «девяносто третий» потребляет.

Появился Саме. Его лоб был перевязан марлевой повязкой. В руках он держал большой сверток. Братья обнялись, расспросили друг друга. Эрадж с беспокойством смотрел на осунувшееся лицо Саме.

— Что стряслось?

Саме опустил голову и покраснел.

— Ну-ну. Стал джигитом, усы уже растут, а стесняешься, как красная девица.

— С дерева упал, — нехотя ответил Саме, ковыряя пальцем мозоль на ладони. — Лоб поцарапал немного.

— Оставь парня в покое. Ничего страшного, — вмешался Хамид. — Сам, что ли, с деревьев не падал? Лучше пошли его в магазин.

— Сейчас… — Эрадж достал деньги. — Купи бутылку водки.

— Уже поздно. У нас после семи не продают.

— А кто завмаг?

— Сосед наш, дядя Абдурашид.

— Скажи ему, что брат из города приехал, гостя привез, а тот без водки заснуть не может. Глядишь, и сжалится, — рассмеялся Эрадж.

Хамид полулежал на шелковой курпаче, рассеянно листая газету. Последних слов Эраджа он, кажется, не расслышал.

Саме вернулся через полчаса и бодро доложил, что магазин закрыт, завмага нет дома и никто не знает, куда он ушел. Смущенный Эрадж повернулся к Хамиду:

— Придется в район ехать. Пока Махин ужин приготовит… За полчаса обернемся.

— Не могу, дорогой, устал я. Если уж ты такой малости раздобыть не можешь, придется мне самому побеспокоиться. А то я действительно не усну.

Хамид отбросил газету и пошел к машине. Через минуту он вернулся с бутылкой.

— У нас не сельмаг! Все есть! — сказал он, небрежно бросая бутылку на дастархан. — Наливай!

— Я не мастер по этой части. Уж лучше ты сам, — отказался Эрадж и через силу улыбнулся.

Он был оскорблен. Случись это не в доме его отца, вряд ли бы сдержался. Но что поделаешь, Хамид ведь гость!

— Ты, я вижу, окончательно потерял совесть. Заставляешь гостя работать, — сказал Хамид, откупоривая бутылку.

— Какие уж тут счеты?

— Быстро ты научился разговаривать.

— С таким учителем…

Махин принесла блюдо с жареным мясом, поставила на дастархан и вернулась в кухню.

— Ну что, за благополучный приезд!

Хамид плеснул в пиалы водки, выпил залпом и пригласил взглядом Эраджа последовать его примеру.

Водка была теплая и попахивала скверным спиртом. Эрадж подозрительно посмотрел на бутылку и решил больше не пить. Хамид почему-то не стал его уговаривать. Он выпил подряд две полных пиалы. Пустую бутылку бросил на грядку с помидорами и повалился на курпачу. К мясу почти не притронулся. Пролежав некоторое время, приподнял голову и спросил:

— О бензине побеспокоился?

— Здесь ни у кого нет «девяносто третьего». В районе заправимся.

— Ладно, — недовольно покривился Хамид. — Смотри, выедем рано. По жаре всякое может случиться. А запасного колеса у меня больше нет.

— Чем раньше, тем лучше. Я сам тороплюсь.

— Твои дела и подождать могут. А вот я никак не могу опаздывать. Женщина ждет, вчерашняя… Опоздаю — не простит. И сам себя не прощу.

— А жена узнает о твоих похождениях, простит?

— Ха! Жена! Она уже все сказала, что могла. Теперь сидит и помалкивает. Заруби себе на носу: жизнь коротка. Цени мгновение! И никогда не упускай своего. И брось притворяться праведником. Я таких праведников…

Хамид пьянел на глазах. Язык с трудом повиновался ему, взгляд отяжелел, толстые губы потемнели и обвисли. Эрадж налил в пиалу чай и поставил перед ним.

— Не надо. Постели мне.

Эрадж позвал Саме. Они свернули дастархан и постелили Хамиду тут же, на топчане.

— Раздевайся, постель готова.

Эрадж приподнял Хамида за плечи, пытаясь помочь.

— Оставь, я сам… Ты думаешь… я пьян?

Хамид, пошатываясь, поднялся, с трудом разделся и, бросив одежду на перила топчана, рухнул в постель.

Из кармана что-то выпало.

Саме наклонился, пошарил по земле и, подняв тугую пачку десятирублевок, отдал ее брату.

Эрадж с изумлением посмотрел на спящего Хамида. Он вспомнил, с каким отчаянием тот шарил по карманам у бензоколонки, поморщился и сунул деньги обратно в карман.