Три дня одной весны - [132]

Она смотрела на него и радовалась, что сын ее стал уже взрослым мужчиной, и печалилась, что между нею и сыном неизбежно станет еще одна женщина.

— Да, мама, это правда, — наконец ответил Фируз, подняв голову. — Я хочу жениться.

— Назокат?

Фируз молча кивнул.

— Я мечтала… — чуть было не сорвалось с языка: «Я мечтала о другом, сынок!» — но она проглотила эти слова. — Назокат умная, работящая да и красивая. Она будет тебе доброй женой. Если вы любите друг друга, что ж… я согласна. Дай вам бог счастья. Твое счастье — мое богатство, сынок.

Фируз уставился в окно, за которым бушевал весенний ливень, и казался очень смущенным, однако не пропускал ни слова из сказанного матерью и думал, что дядя Хидоят, как всегда, умело исполнил дело, за которое взялся… Уже успел прийти и договориться обо всем и так быстро добился согласия матери. Добр и умен почтенный дядя Хидоят. Похоже, Фируз теперь его должник. За ним, Фирузом, хороший халат старику.

— Мне кажется, сынок, сейчас еще рано говорить о свадьбе, — продолжала тетушка Шарофат. — Справим годовщину…. твоего дедушки, а потом…

— Я тоже думал об этом, мама, — тихо ответил Фируз. — А сейчас я пойду. У меня еще дела.

Фируз накинул на плечи куртку и вышел в дождь.

Тетушка Шарофат осталась наедине со своими мыслями. Она долго сидела неподвижно, упираясь взглядом в стену, и глаза ее были влажны.

Утром по дороге в гараж Фируз встретил Назокат.

— Сегодня днем я буду свободен — хочешь, заберу тебя, поедем в ущелье Охувон собирать тюльпаны?

Назокат прямо расцвела. Они условились встретиться в полдень после ее уроков.

…И сейчас Фируз, не обращая внимания на дождь, поехал прямо в райцентр, к Назокат. От машины до ее двери ему пришлось бежать, перепрыгивая через лужи. Когда Назокат отворила дверь, он, не успев перевести дыхания, выпалил:

— Выходи, едем!

— В такой дождь? — Назокат осторожно и ласково вытерла рукой его мокрый лоб.

— Ничего, весенний ливень на полчаса… Пока доедем, засветит солнце.

— Ну и прекрасно. — Назокат накинула плащик. — Возьмем с собой Рустама?

— Само собой. Куда ж мы без него?

Через несколько минут она забрала из детского сада захлебывающегося от радости Рустама, и они тронулись в путь.

Гроза постепенно уходила в сторону степи Джахоннамо.

Фируз то и дело поглядывал уголком глаза на Назокат — она сидела рядом, держала на коленях маленького Рустама. Фируз ловил себя на том, что ведет машину непривычно осторожно. Настроение было чудесное. Все вокруг сейчас казалось ему красивым, добрым и исполненным глубокого смысла. Гром добродушно ворчал, впереди в разрывах туч засверкала синева неба и пробился первый солнечный луч, струйки дождя, стекавшие по стеклам кабины, нежно серебрились. Фируз думал о том, какое это счастье — потеряв было навсегда свою любовь, обрести ее снова… Ему словно открылся глубинный смысл жизни, и он вдвойне ценил теперь ее: ощущение счастья заполняло в эти минуты все его существо.

Из-под небольшого навеса на обочине шоссе выбежал на середину дороги плотный невысокий мужчина, отчаянно замахал руками. Еще не различая его лица, Фируз догадался, кто это, и тихонько улыбнулся. Кто ж еще в такой дождь мог спешить куда-то со своим товаром — конечно, Шариф-шабкур. Подъехав ближе, Фируз разглядел под навесом три больших, доверху набитых мешка.

«Куда же он торопится теперь? И что везет на этот раз?»

Обычно вызывавший в нем раздражение, Шариф-шабкур показался сейчас Фирузу человеком безобидным, чудаковатым и смешным. Он вопросительно глянул на Назокат: что, мол, будем делать?

— Он же с грузом, значит, едет в сторону Хайрабада. Значит, нам не по пути, — нашлась Назокат.

Фируз, не останавливаясь, проехал мимо, а Назокат в этот момент пригнула голову, чтобы дядя не успел рассмотреть ее.

Шариф-шабкур, потрясая руками и надсаживая горло, кричал вслед:

— Стой! Стой!

Фируз ухмыльнулся — когда они с Шарифом породнятся, тот припомнит ему эту поездку, да и другое…

Небо постепенно светлело, тучи рассеивались, дождь слабел и брызгал уже без прежнего напора. Влажный и теплый воздух щекотал ноздри, дышалось легко, и было радостно на душе.

Когда они въехали в долину Санам, дождь прекратился вовсе и солнце показало свой лик. Его щедрые лучи украсили нежно-зеленое покрывало земли тысячами сверкающих бриллиантов: каждая капелька на каждой травинке искрилась и переливалась всеми цветами радуги. По арыкам обочь дороги с шумом неслись веселые мутные потоки. Небо над долиной, опиравшееся впереди на темные скалы ущелья Охувон, освободилось от туч, и его свежая синева вливала в человека ощущение праздника и торжества. Зелень после дождя пахла опьяняюще резко, и запахи земли даже в кабине пересиливали сейчас запах бензина и разогретого металла.

— Это селение Санам? — Назокат опустила боковое стекло и показала на далекие дома под деревьями у подножия большого холма.

— Санам, — подтвердил Фируз. — Красиво, да?

— И название тоже красивое. Как будто имя девушки. Не знаешь, почему его так назвали?

— Мне когда-то рассказывал отец. С этим селением связано одно предание. Что такое человек и человеческое, для чего мы живем — об этом задумывались наши предки. И, по-моему, они находили хорошие ответы…