Три дня и вся жизнь - [5]

Пару минут понаблюдав за детьми, Людмила взяла стоявшую в сторонке кружку, с каким-то отваром и направилась под навес, к раненому. А через мгновение раздался тонкий женский плач. Старшина, не обращая внимания на меня, бросился к ней. Через минуту, он повернулся с окаменевшим лицом.

— Лавочка. Доставай лопату, — сидящий рядом со мной боец как-то по детски всхлипнул. — Умер майор.

Через несколько минут, на другом конце полянки, я начал копать могилу, попросив разрешения у старшины. Он хмуро кивнул, а сам сел рядом и закурил папиросу. Понаблюдав за мной заметил.

— Сразу видно — интеллигент, руками не работал. Или работал, но очень давно.

— Ну..И..Что?.. — продолжая бороться с корнями спросил я. — Что…Это…Меняет?

— Ничего не меняет, — старшина аккуратно затушил папироску. — Ничего…

Через час, отойдя от свежей могилы и закурив я спросил у старшины.

— Старшина, а..- и не договорив кивнул в сторону могилы.

— Майор Куприянов, Владимир Афанасьевич. Немецкие мотоциклисты прорвались, а он, раненый, с хозвзводом прикрывал эвакуацию госпиталя и детского дома. Людмила в нём поварихой была. А у этого раззвиздяя, — старшина махнул в сторону грустного Лавочки, — машина заглохла. Детей в другие машины рассадили, а ей места не хватило. Так эти бесенята сбежали, чтоб с ней остаться. А хозяйственники все легли, но немцев задержали. Я на майора потом, в лесу наткнулся, его боец тащил, но пулю поймал, в голову прямо. А у майора, помимо его осколочного, с которым он в госпиталь попал, ещё двенадцать ран! В ТТ ни одного патрона не осталось. Поволок его и на этих наткнулся, не бросать же! Непонятно, как только немцы их не заметили, ведь совсем рядом с основной дорогой были! Машину всё же завели, майора погрузили и до сюда добраться смогли. Да не судьба видно…

Помолчав, старшина окликнул Лавочку:

— Федя. Когда ехать сможем?

— Уже можем, товарищ старшина, — тихо ответил тот. — Я всё сделал.

— Тогда собираемся. Людмила Ивановна! Собирайтесь. Андрей поможет, — и хлопнул меня по плечу. — Давай, действуй!

Трясясь в кузове, скачущей как чёрт знает что полуторке, я наконец узнал где мы находимся. Как оказалось, мы движемся в сторону Фастова, до которого оставалось километров сорок. А услышав мой вопрос о том, какое сегодня число, старшина немного обалдел.

— Понимаешь, старшина. Запутался я в конец. Ещё и под близкий взрыв угодил, — старшина понимающе кивнул.

— Бывает. Сознание терял? — получив утвердительный кивок подытожил. — Значит, сотрясение было. Не удивительно, что запутался. 15 июля сегодня.

Только я попытался вспомнить хоть что-то об этом дне сорок первого и Фастове, как раздался резкий треск, полуторка дёрнулась и встала. Через мгновение, над бортом показалось виноватое лицо Лавочки.

— Всё, товарищ старшина. Приехали! Коробке хана.

В какой-то момент мне показалось, что старшина взорвётся, но он покосился на появившихся рядом с машиной детей и Людмилу только пожевал губами и скомандовал.

— Значит дальше — пешком! Слушай команду: забираем по максимуму продукты, вещей минимум. Покосившись на меня, он неожиданно протянул мне мой Вальтер и запасную обойму.

— Только не дури Андрей. Давай нагружаться.

Через полчаса, навьюченные как верблюды, мы шагали по пыльной дороге. Из-за малышни и Люды двигались медленно, да и на небо смотреть приходилось частенько. Я не удивлялся, читал, как немцы даже за одиночками любили поохотиться. А вот что удивляло, так это отсутствие какого-либо движения по дороге. Когда я заикнулся на эту тему, старшина буркнул.

— Сам понять пытаюсь, но в голову только гадости лезут, — и с тоской посмотрел на клонящееся солнце. Ещё через час мы увидели небольшой ручей и старшина скомандовал:

— Привал. Дальше с утра двинем.

Несмотря на усталость, шустрый Петька успел и сестрёнкам помочь напиться, и мне разобраться с продуктами. А вот малявочкам, Оксане и Ларисе, явно было плохо. На посеревших от пыли и усталости личиках выделялись только огромные, тёмные глазёнки., в которых стояли такие тоска и усталость… За одни эти глаза стоит ненавидел фашистов.

Ещё через час, поужинав, все улеглись спать. Несмотря на то, что оружие старшина вернул, в караул он меня не определил. Распределил время между собой и Лавочкой.

День третий

….да встанешь ты наконец!

Блин! Я очумело открыл глаза и уставился на разъярённое усатое лицо. Ёлки-палки! Так это всё…. Я резко сел и огляделся. Ничего не изменилось, вокруг июль сорок первого, а не июнь две тысячи десятого… А ведь такой сон снился! Я дома, с сыном из-за ноута спорим, жена рядом хохочет…М-мать!

— Ну ты и спать Андрюха, — уже спокойно сказал старшина. — Полчаса тебя поднять не мог!

— Да понимаешь, — я смущённо пожал плечами. — Расслабился что-то, в безопасности себя почувствовал. Вот и…

— Лады, — старшина кивнул. — Давай умывайся, завтракаем и выдвигаемся. До Фастова всего ничего осталось. До обеда должны там быть.

По быстрому сполоснувшись в ручье и подкрепившись уже окончательно чёрствым, но всё таким же вкусным хлебом с куском сала, помог собрать вещи, навьючился и снова в дорогу.

Часов в десять, старшина скомандовал короткий привал. Только мы расположились поудобнее, как с той стороны, куда мы двигались, раздался грохот канонады. Переглянувшись со старшиной я понял, он думает о том же, о чём и я — немцы атакуют город. Кузмин заметив испуг детей и Люды, подсел к ним поближе и начал что-то говорить: через пару минут испуг сошёл с женского лица, а малышня даже заулыбалась. Молодец старшина! Я бы так не смог. Успокоившаяся Люда занялась детьми, а старшина вернулся ко мне и достал карту из вещмешка.