– Смотри же, – пригрозила ей Наташа, – а то нам тебя и выставить отсюда недолго. Правда, Катя?
Катя промолчала, а Люся надула губы.
– Ну и выставляйте! Подумаешь! – проворчала она.
– Ну-ну, девочки, только не ссориться! – сказала Софья Михайловна, а Леонтий Федорович нарочно окинул всех таким испуганным взглядом, что все расхохотались, и снова стало весело.
К концу обеда подошла Анна Николаевна и очень охотно приняла приглашение подсесть и выпить чаю с пирожным. Люсина полочка привела и ее в бурное восхищение, и они обе с дочкой, перебивая друг друга, начали строить планы, что на нее поставить.
Еще не вставали из-за стола, как вошел доктор. Попытались пригласить к столу и его, но он вежливо, но решительно отказался. Когда он отпирал дверь в свою комнату, Софья Михайловна сказала:
– Доктор, у вас дырочка на локте. Дайте пиджак, Наташа вам починит; она это хорошо умеет.
– Благодарю вас, я это сам умею, – сухо ответил доктор и скрылся за дверью.
Девочки молча переглянулись.
После обеда Наташины родители ушли к себе работать, а Анна Николаевна осталась с девочками. Начались настольные игры, шарады, загадки, и Люсина мама веселилась не меньше своей дочки. В десять часов вечера Софья Михайловна не без труда разогнала всех спать.
Ложась в постель, Наташа вдруг вспомнила рассказ Люси о докторе и – под большим секретом – передала его родителям.
– Вот оно что! – задумчиво сказала Софья Михайловна и умолкла. Леонтий Федорович пытливо посмотрел на жену, – он знал, что означает это решительное и упорное выражение на ее лице.
«Ну, доктор, теперь берегись!» – хотел он пошутить, но, еще раз взглянув на жену, промолчал.
Наташа чувствует себя виноватой. Примирение в «разговорке»…
Как-то в воскресенье, сразу после завтрака, Леонтий Федорович сказал:
– Ну, Наташка, я решил сегодня отдохнуть. Сходим в Русский музей, – давно не были.
– Ой! Папка! – обрадовалась Наташа и выскочила из-за стола. – А можно Катю и Люсю взять?
– Конечно, можно. Вы собирайтесь, а мне надо на почту сбегать. Буду ждать вас на бульваре ровно через десять минут. Засеки время.
Наташа выскочила в прихожую.
– Девочки! Ура! – закричала она.
Люся возилась с чем-то в «классной». Катя приоткрыла свою дверь и высунула голову.
– Девочки! – захлебываясь от радости, заговорила Наташа. – Мы с папой сейчас в Русский музей идем. Хотите с нами?
– Хочу! Хочу! – Люся бросилась к Наташе и закружила ее по прихожей. – Я там ни разу не была!
– А ты, Катя, хочешь? – спросила Наташа, вырываясь из Люсиных объятий.
– Очень хочу… Очень… – растерянно заговорила Катя, – и я там еще никогда не была… только… Я не смогу, я обещала дедушке к трем обед приготовить. Он придет поесть, и сразу ему уходить надо.
– Ну-у, – протянула Наташа, – неужели никак нельзя?
– Дедушка же голодный придет… Я обещала… Я не могу… – И Катя быстро скрылась за дверью.
– Я пойду маме скажу! – крикнула Люся и убежала в свою комнату.
– Наташа, иди переоденься скорей, чтобы папе не ждать! – позвала Софья Михайловна.
Ровно через десять минут Наташа и Люся одновременно открывали дверь на лестницу.
Наташа вдруг остановилась.
– Знаешь что? – сказала она. – Давай попросим мою маму. Она же будет нам обед готовить и, я уверена, заодно и Катиному дедушке приготовит! А Катю мы возьмем! – И она бросилась было обратно, но Люся схватила ее за руку,
– Не надо! Ну ее! – шепнула она и, распахнув дверь, вытолкнула Наташу на лестницу.
В эту самую минуту чуть приоткрылась дверь в Катину комнату, и на одно мгновение Наташа увидела лицо Кати, глядевшей им вслед. Наташа рванулась обратно, но Люся уже захлопнула дверь.
– Девочки! Что же вы, я жду! – раздался снизу голос Леонтия Федоровича.
– Идем! – звонко крикнула Люся, за руку увлекая Наташу вниз по лестнице.
– А Катя? – спросил Леонтий Федорович.
– Она сегодня не может, – весело сообщила Люся.
Наташа молчала.
– Жаль, – сказал Леонтий Федорович. – Ну, пошли.
Всю дорогу Люся болтала без умолку, но Наташа шла тихая и молчаливая. Нехорошо было у нее на душе. Все время стояло перед глазами Катино лицо, мелькнувшее в приотворенной двери.
«Конечно, не надо было слушать Люську, – думала она, – мама никогда не отказалась бы сготовить…»
Они шли по Университетской набережной. День был солнечный и ветреный. По ярко-синей Неве весело бежали белые барашки. Ослепительно блестели адмиралтейская игла и круглые купола Исаакиевского собора. На фоне пышной летней зелени четко выделялся «Медный всадник» – знаменитый памятник Петру Великому. По обеим сторонам его красовались белыми колоннами на желтом фоне полукруг Сената и Адмиралтейство.
Леонтий Федорович остановился.
– Ну до чего же хорошо! Наташка, а? – и он пытливо посмотрел на дочь.
Наташа тоже остановилась и невольно залюбовалась.
– Хорошо, папа! – вырвалось у нее. Но сейчас же она молча двинулась дальше.
– Наташа!
– Что, папа? – она оглянулась.
– Постоим еще немного! А ну-ка, ты помнишь, что я тебе рассказывал о «Медном всаднике»? Или забыла?
– Ну вот, забыла! – обиделась Наташа. – Конечно помню! Этот памятник вылепил французский скульптор Фальконе. Царице Екатерине памятник понравился, а голова Петра не понравилась. Фальконе ее несколько раз переделывал, а она все говорит: не то! И тогда он поручил вылепить голову своей ученице – Марии Колло, и эта голова царице понравилась…
