Три часа на выяснение истины - [19]

— А-а, ерунда, на какие такие шиши они купят квартиру?

— Да очень просто. Василий Митрофанович, кроме пожарки, еще на какой-то работе вкалывает. Кроме того, у него дом свой, сад есть, огород, в этом году одних яблок на базар он уже отвез на тысячу рублей. И «Жигули» у него, хоть и старые, но от сада, между прочим.

— Ты намекаешь, что я мало получаю? — Павлов сжал зубы и нахмурился.

— Нет, зачем ты, Саша, все на себя примеряешь? Вот будет тебе сорок пять лет, как Серегину, тогда посмотрим, может, ты еще больше, чем он, будешь зарабатывать. А сейчас нам хватает и на Максимку, и на нас двоих. Одеваемся не хуже других. Девчонки в бригаде от зависти лопнут, что ты мне такой платок подарил. Ладно, давай ужинать, потом курить будешь. И Максима бери, только руки ему с мылом помой.

Павлов взял сына за руку, повел в ванную, открыл воду, дал кусочек мыла:

— А ну, покажи, какой ты большой, мой руки сам.

Сын стал плескаться под тонкой струей воды, а Павлов, закрыв дверь на шпингалет, достал из кармана золотой патрончик и поднес его близко к глазам. Точно, это золото! Такого же цвета, как слиток, который продали Одинцову. Вот тебе и наследство отцовское! Ишь, Елена Петровна, хранила до поры до времени, а как дочь определила и сама замуж собралась, так и достала из тайничка. Интересно, сколько в этом кусочке? Тяжелый, граммов пятьдесят, не меньше. В том, какой мы с Витькой из песка сплавили, было пятнадцать. И его купили у нас за триста рублей. Значит, за этот могут дать… Батюшки, целую тысячу!

Горло перехватила спазма. Ну и дела! Неужели тысячу? А ведь можно, наверно, и больше. Ведь тот зубодер минимальную цену дал, потому что у него больше денег не было.

— Папа, я уже! — Сын протянул вверх мокрые руки.

— Вот и молодец, умница ты у меня. — Павлов машинально взял полотенце, вытер сыну руки и открыл дверь. — Иди садись за стол, а маме скажи, что я сейчас, через две минуты приду.

Он снова закрыл дверь, сел на край ванны, закурил и лихорадочно затянулся дымом. Интересно, знает про это золото Василий Митрофанович? Не должен знать. Иначе давным бы давно прибрал его к своим рукам. Значит, теща не говорила ему про слиток. Значит, она боится. Как же он оказался на диване? Почему никто не заметил? Не специально же его подбросили. Вера говорит, что у тещи опять желудок заболел. Ну да, и она, как обычно, в халате, который до пяток, прилегла. А слиток возьми и выкатись. И она ничего не заметила, она же полная, а он такой маленький. Тем более что тут пришел Серегин.

Что же мне делать? Говорить или нет про то, что я слиток нашел? При Серегине она спрашивать вряд ли будет, побоится. При Вере тоже, тем более Вера убеждена, что от отца ничего не осталось. И мне она признаться не захочет. С какой стати? Что я ей, сын родной? Она вон замуж надумала и то ничего своему жениху про это золото не сказала. Так тебе и надо, Серегин, Митрофанушкин сын. Но искать слиток Елена Петровна, конечно, кинется, это без сомнения. А мне надо сделать вид, что я ничего не знаю, не видел, не слышал и не догадываюсь. Что пропало? Пулька какая-то? Патрончик? Понятия не имею. Может, Максимка ее куда-нибудь задевал? Вон в полу щелей сколько, вдруг туда закатилась? Пусть ее жених пол перебирает, может, и повезет ему, еще что-нибудь найдет. Интересно, где она золото прячет? Ведь быть того не может, чтобы этот патрончик был единственный. Значит, решено: не признаюсь даже под пыткой. Не видел, не брал, мне это сто лет не надо. И Глазову я ничего не скажу. Он же, паразит, сразу половину потребует. А мне тоже деньги пригодятся, целая тысяча! И продавца я найду сам, не маленький, тому же Одинцову предложу, он за это время как раз свои семьсот рублей от нашего слитка заработает. А я ему тут же второй: будьте любезны, гоните монету. И положу на книжку. Или нет, скажу, что выиграл в «Спринт». Скажу не сразу, а через полмесяца. Сначала привезу для затравки десять билетов, все вместе дома их откроем, будет там по рублю или по трояку. И тут как раз я вспомню, что один знакомый рассказывал, как его двоюродный брат в такую лотерею машину выиграл. А на другой день привезу эту тысячу. И все будет в ажуре, ни один Шерлок Холмс не подкопается.

Вот так-то, Глазов, Бинокль ты рыжий! Пора идти, а то Вера кричит, что картошка стынет.

В половине девятого, когда Вера повела Максимку спать, в коридоре загудел звонок.

— Саша, это мама из кино вернулась, открой.

— Я к бабушке и дедушке хочу, я играть с ними буду! — взбунтовался Максимка и побежал следом за Александром.

Вот чудак, дедушку нашел, подумал Павлов и открыл дверь.

— Внучек, милый ты мой, не спал, дожидался свою бабулю! — Елена Петровна быстро сняла плащ, оставила его на руках у Серегина и, подхватив с пола Максимку, прошла в комнату. Серегин протянул Павлову огромную руку, как всегда, с ухмылкой сжал пальцы, но Александр выдержал это железное рукопожатие.

— Василий Митрофанович, — донесся из комнаты голос тещи, — извините, пожалуйста, опять забыла для вас тапочки купить, совсем закрутилась по дому.

— Ничего, и так хорош, тапки-то сорок седьмого размера нужны, — Серегин протянул три конфетки Максиму. — Держи, парень. Ну, Елена Петровна, хвались обновкой, какую зять привез. — Он сел к столу, откинул крупную гривастую голову.