Три часа между рейсами - [30]
— Нет уж, обойдусь. Все равно доктор считает меня симулянтом — как и того парня с головокружением. Его зовут Гриффин — вы его знаете?
— Да, он лежит на первом этаже.
— И каков он с виду?
— В очках, примерно ваших лет…
— И такой же красавец?
— Он очень бледный и с проплешиной в усах. Не пойму, зачем вообще отпускать усы, если они растут клочками?
Пациент беспокойно заерзал в постели:
— Пожалуй, мне не помешает немного погулять на сон грядущий — пройдусь по коридорам, разживусь газеткой в приемном покое…
— Я спрошу об этом у доктора.
Не дожидаясь докторского дозволения, мистер Маккенна встал и оделся. Когда сестра вернулась, он уже завязывал галстук.
— Можете погулять, — сказала она, — но только недолго, и накиньте пальто — в коридорах прохладно. А как будете внизу, если не трудно, бросьте в почтовый ящик это письмо.
Маккенна покинул палату, спустился на первый этаж и, пройдя длинными коридорами, добрался до приемного покоя. У окошка регистратуры он задержался, задал вопрос и сделал кое-какие пометки на обратной стороне конверта.
Выйдя на улицу — вечер был сырой и холодный, но без снега, — он спросил дорогу до ближайшего магазинчика, а там закрылся в телефонной будке и разговаривал несколько минут. Затем купил журнал с фотографиями кинозвезд и плоскую фляжку портвейна, а у стойки с газированной водой попросил бумажный стаканчик.
Улицы, прилегающие к больнице, были пустынны; в окрестных домах, где по большей части квартировали медработники, почти не осталось горящих окон — все разъехались на праздники. Больничный комплекс темной цитаделью маячил на фоне бледно-розового зарева над центром города. На углу он заметил почтовый ящик, вспомнил про письмо медсестры, достал его из кармана и медленно разорвав на четыре части, бросил в щель. Далее мысли его обратились к маленькой практикантке, мисс Коллинз. Была одна задумка, пока еще туманная, насчет этой мисс Коллинз. Не далее как вчера она сообщила ему, что в феврале ее, скорее всего, отчислят с курсов. Почему? Да потому, что нарушает режим, допоздна гуляя с парнями. Что это, как не намек, — особенно когда она добавила, что возвращаться в родительский дом не собирается и вообще не имеет никаких планов на будущее. Завтра ему придется уехать из города, но через пару недель можно будет вернуться и гульнуть по полной с этой сестричкой, а если та окажется на высоте, прикупить ей модных тряпок и увезти в Нью-Джерси, где Маккенна владел доходным домом. Внешне она была вылитой копией одной девчонки, с которой он когда-то крутил роман в Огайо.
Он взглянул на часы — полтора часа до полуночи. Кроме нескольких случаев, когда он в это время выполнял срочные заказы, все его воспоминания о новогодних ночах тонули в алкогольном тумане. Он не имел привычки размышлять или сожалеть о прошлом — не знающий ни радости, ни страха, он был одним из тех отпетых ублюдков, кто сделал смерть источником и смыслом своего существования. Когда он причинял другим боль, это вызывало в нем прилив сил и бодрости, хотя порой он все же испытывал к жертвам нечто вроде сострадания. «Больно, приятель? — спрашивал он. — В каком месте больнее всего? Ничего, потерпи еще чуток — скоро я с тобой закончу».
Маккенна рассчитывал покинуть больницу прежде, чем наступит развязка, но интерн и медсестра невольно ускорили дело, на блюдечке поднеся ему нужную информацию; а в столь поздний час уже нельзя было выписаться, не привлекая к себе лишнего внимания. Он пересек улицу, намереваясь вернуться в больницу через амбулаторное отделение.
На тротуаре перед входом стояли в нерешительности мужчина и женщина — молодые и бедно одетые.
— Эй, мистер, — окликнул его мужчина, — не подскажете, когда в первый раз обращаешься, осмотр бесплатный? А то мне говорили, что здесь дерут втридорога.
Маккенна обернулся с порога и оглядел эту парочку — женщина смотрела на него, затаив дыхание.
— Обдерут еще как, будьте уверены, — сказал он. — За прием выкладывай им двадцать баксов, а не заплатишь — тебе же хуже будет.
Засим он вошел в здание и проследовал мимо стеклянных дверей амбулатории, мимо хирургического отделения, где делали срочные операции, не могущие обождать до Нового года, мимо детского отделения, из распахнутой двери которого донесся одинокий истошный вопль, мимо психиатрических палат, погруженных в зловещую тьму. В коридорах ему встретились оживленно болтающие стажеры в повседневной одежде вместо белых халатов, санитар с креслом-каталкой, старуха-негритянка, привалившаяся к плечу седоватого мужчины, молодая женщина в слезах, поддерживаемая с двух сторон врачом и медсестрой. Мимо всей этой жизни с ее страданиями, борьбой и надеждой на лучшее в будущем году проходил Маккенна, профессиональный убийца, избегая встречаться взглядом с людьми, чтобы те не увидели призрака смерти в его глазах.
II
В своей палате он нажал кнопку вызова медсестры, опрокинул стаканчик портвейна и нетерпеливо повторил звонок. На сей раз пришла мисс Коллинз.
— Долго же вас приходится ждать, — сказал он. — Я пока не собираюсь ложиться. Скоро полночь, хотелось бы хоть как-то встретить Новый год. Может, выйду в галерею, послушаю трезвон и все такое.
«Ночь нежна» — удивительно красивый, тонкий и талантливый роман классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
Роман «Великий Гэтсби» был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера — Макги. Крупный биржевой маклер из Нью — Йорка Э. Фуллер — по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг — Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. — объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А.
«Субботним вечером, если взглянуть с площадки для гольфа, окна загородного клуба в сгустившихся сумерках покажутся желтыми далями над кромешно-черным взволнованным океаном. Волнами этого, фигурально выражаясь, океана будут головы любопытствующих кэдди, кое-кого из наиболее пронырливых шоферов, глухой сестры клубного тренера; порою плещутся тут и отколовшиеся робкие волны, которым – пожелай они того – ничто не мешает вкатиться внутрь. Это галерка…».
Первый, носящий автобиографические черты роман великого Фицджеральда. Книга, ставшая манифестом для американской молодежи "джазовой эры". У этих юношей и девушек не осталось идеалов, они доверяют только самим себе. Они жадно хотят развлекаться, наслаждаться жизнью, хрупкость которой уже успели осознать. На первый взгляд героев Фицджеральда можно счесть пустыми и легкомысленными. Но, в сущности, судьба этих "бунтарей без причины", ищущих новых представлений о дружбе и отвергающих мещанство и ханжество "отцов", глубоко трагична.
«…Проходя по коридору, он услышал один скучающий женский голос в некогда шумной дамской комнате. Когда он повернул в сторону бара, оставшиеся 20 шагов до стойки он по старой привычке отмерил, глядя в зеленый ковер. И затем, нащупав ногами надежную опору внизу барной стойки, он поднял голову и оглядел зал. В углу он увидел только одну пару глаз, суетливо бегающих по газетным страницам. Чарли попросил позвать старшего бармена, Поля, в былые времена рыночного бума тот приезжал на работу в собственном автомобиле, собранном под заказ, но, скромняга, высаживался на углу здания.
Все не то, чем кажется, — и люди, и ситуации, и обстоятельства. Воображение творит причудливый мир, а суровая действительность беспощадно разбивает его в прах. В рассказах, что вошли в данный сборник, мистическое сплелось с реальным, а фантастическое — с земным. И вот уже читатель, повинуясь любопытству, следует за нитью тайны, чтобы найти разгадку. Следует сквозь увлекательные сюжеты, преисполненные фирменного остроумия Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — писателя, слишком хорошо знавшего жизнь и людей, чтобы питать на их счет хоть какие-то иллюзии.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».