Три брата - [103]

«И зачем они вызывают Айзика? – думала она с тревогой. – Хотят у него что-нибудь выпытать о Танхуме? Но ведь он ничего не знает. С тех пор, как отец привез его в дом, я с ним ни о чём таком, что он мог бы рассказать другим, не говорила». Подошла к Айзику, только что вошедшему со двора, и спросила:

– Скажи, Айзик, зачем тебя вызывают?

– Кто меня вызывает? Кому я там понадобился! – вслух подумал Айзик, взяв повестку.

– Комбед.

– Что это значит? – удивленно переспросил Айзик.

– Как же ты не знаешь… Это комитет бедноты.

– А что им от меня нужно?

– Не знаю, Айзик. Я тоже ломаю голову, зачем ты им понадобился. Только вот что: если они начнут тебя спрашивать про Танхума, про нас с тобой, что ты скажешь?

– А что я скажу? Скажу, что помогаю тебе по хозяйству.

– Хорошо, так и говори… Да еще прибавь, что мы с тобой родственники, что ты мой двоюродный брат, что мой отец и твоя покойная мать – родные брат и сестра.

– Ладно, – согласно кивнул Айзик, – скажу, все скажу, как надо. Ты не беспокойся.

Он умылся, позавтракал и отправился в ревком. За всю свою жизнь Айзик почти никогда не бывал в учреждениях. Только раз, когда был еще мальчишкой, случилось ему зайти в приказ. Там сидел богатый хуторянин, староста. Айзик помнил, что ему бросилась в глаза золотая цепочка на плотно облегавшей шульцево брюхо жилетке. И еще ему запомнился сотский с большой медной бляхой на груди. А вот в ревкоме, он слышал, только бедняки. Но как могут бедняки управлять всем, подчинять себе богатеев – это в голове Айзика не укладывалось.

Кто это вспомнил о нем? Ведь он на митингах и собраниях, которые проходили в колонии, ни разу не бывал. Да он и нездешний, никто его не знает. Кому же он понадобился?

Он подошел к ревкому, боязливо огляделся и проскользнул внутрь. Войдя, снял с головы шапку и стал ждать, чтобы кто-нибудь из сидевших за столом заговорил с ним.

За столом сидели Рахмиэл, Гдалья и Михель и о чем-то оживленно разговаривали. Айзик мялся у двери, переступая с ноги на ногу, ждал, пока они кончат разговор; наконец не выдержал и, протянув повестку, спросил:

– Кто меня вызывал?

– А, так это ты Айзик Прицкер? – Рахмиэл взглянул на него и пододвинул стул. – Садись и рассказывай, кто ты такой и как тебе живется.

Айзик растерянно смотрел на него. «Какое ему дело до того, как я живу, чем занимаюсь?»

– Слушай, расскажи нам о себе, – вмешался в разговор Гдалья. – Ты, кажется, работаешь у Донды батраком?

Айзик пожал плечами.

– Я живу здесь у родственницы, – вспомнив наказ Нехамы, не очень уверенно проговорил он.

– О каком родстве между батраком и хозяином может идти речь? – перебил Айзика Рахмиэл. – Э, да ты, как я вижу, братец мой, совсем отсталый элемент… Ты, видно, не прочь остаться рабом у этих буржуев-эксплуататоров? Они пьют твою кровь, а ты еще поглаживаешь их за это по волчьей шерсти: так, мол, так, сосите еще, сосите досыта. А я буду на вас работать еще усердней, чтобы вы стали еще богаче…

Рахмиэл испытывал истинное наслаждение от того, как ловко все это у него получается. Время от времени он поглядывал на своих соседей – так ли им по душе его речь, как ему самому. Увидев, что они одобрительно кивают головами, он продолжал с еще большим воодушевлением:

– Вот твой хозяин мне приходится родным братом, а твоя хозяйка – невесткой, а мне наплевать на это, я подхожу к вопросу о моих с ними отношениях с классовой точки зрения, сознательно подхожу, значит… Да знаешь ли ты вообще, что такое классовая борьба? А что такое эксплуатация, знаешь? Понимаешь ли ты, что ты батрак и должен быть опорой революции?

Айзик не ждал такого разговора и изумленно смотрел на Рахмиэла.

«Вы только посмотрите на него: видать, такой же бедняк, как я, – удивлялся он, – а поди ж ты – так и чешет. Поди дотянись до него!»

– Да понимаешь ли ты хоть, что у нас пролетарская власть и что мы не можем допустить, чтобы такого бедняка, как ты, эксплуатировал буржуазный класс? – продолжал, немного передохнув, Рахмиэл.

Айзик кивнул головой, и Рахмиэл обрадовался: парень во всем согласен с ним. Но Айзик опять вспомнил просьбу Нехамы и буркнул:

– Я ведь говорил вам, что работаю у родственницы…

– А я тебе объяснял, – с досадой оборвал его Рахмиэл, – что это не имеет значения. Раз она эксплуататор, значит, так или иначе она твой враг. Сколько раз тебе надо твердить одно и то же!

«Нет и еще раз нет», – мысленно возражал Айзик. С этим он никогда не согласится. Нехама относится к нему так сердечно, как никто за всю его жизнь. И вдруг на тебе! Она, оказывается, злодейка, эксплуататор, и от нее можно ждать всего самого плохого!

– Сколько платит тебе хозяйка? – приступил к расспросам сидевший рядом с Рахмиэлом Михель.

– А за что мне платить? Я помогаю ей, и все тут, – искренне недоумевал Айзик.

– Да ты хоть дурачком не прикидывайся! – разозлился Рахмиэл. – Хозяйка тебя эксплуатирует, а ты ее покрываешь. Я думал, что ты посознательней, поумней, а ты, оказывается, тянешься к эксплуататорам.

– С чего вы взяли, что я к ним тянусь? – в свою очередь вышел из себя Айзик. – С чего, спрашивается? А если от хозяйки я ничего дурного не видел, так что же – я должен клеветать на нее, смешивать ее с грязью?