Три билета до Эдвенчер; Под пологом пьяного леса; Земля шорохов - [17]

– Как он выбрался из клетки? – спросил он.

– Отодрал планки. Сейчас клетка будет в порядке, ты поможешь мне взять его.

– Ничего не скажешь, ты делаешь все, чтобы эта поездка накрепко врезалась мне в память, – с горечью произнес Боб. – С тобой не заскучаешь. То анаконды, то пирайи, то ленивцы…

Кутберт страшно обрадовался Бобу и, совершив хитрый обходный маневр, устремился к заветной цели – его ногам. Подобравшись к нему, он разлегся на его ногах и приготовился отойти ко сну.

Поправив клетку, я достал пустой мешок и стал подступать к ленивцу, который продолжал беспомощно размахивать в воздухе лапами. При моем приближении он немедленно перевернулся на спину и изготовился к драке, шипя, словно чайник, разевая пасть и далеко выбрасывая в разные стороны свои руки-крюки. Сделав несколько попыток накинуть мешок ему на голову, я решил, что теперь самое время вступить в схватку Бобу.

– Возьми палку и отвлекай его внимание, – давал я руководящие указания. – Тогда я смогу набросить на него мешок.

Боб стряхнул со своих ног негодующего Кутберта, вооружился палкой и без особого энтузиазма приблизился к ленивцу. Кутберт неотступно следовал за ним. Боб сделал выпад в сторону ленивца, тот немедленно повернулся и ответил тем же. Боб отступил назад и полетел кувырком через Кутберта. Пользуясь моментом, пока внимание зверя было отвлечено, я бросил мешок и сам себе удивился: так ловко он попал прямо на голову ленивца. Я тут же ринулся к нему, одной рукой схватил его через мешок за загривок, а другой попробовал свести вместе его передние лапы, но вышло так, что мне удалось схватить лишь одну его лапу, да и то слишком высоко. Не успел я понять свою ошибку и отпустить лапу, как массивные когти сомкнулись, совсем как защелкивается лезвие перочинного ножа, и мои пальцы оказались зажатыми, словно в тисках. Больше того, я тут же обнаружил, что вовсе не держу ленивца за шиворот, как полагал, и он вот-вот высунет голову из-под мешка и вопьется своими желтоватыми зубами мне в руку. Судя по шипению, которое раздавалось из-под мешка, нападение отнюдь не настроило ленивца на благодушный лад. Тем временем Бобу удалось отделаться от Кутберта. Они расстались друг с другом в состоянии взаимной вражды, и я крикнул Бобу, чтобы он подал мне палку; вооружившись ею, я почувствовал себя уверенней.

– Открой дверцу клетки, я попробую втащить его туда, – сказал я.

Боб сделал, как я просил, но в тот самый момент, когда я хотел поднять ленивца и пронести его через комнату, мешок свалился с его головы. Единственное, что пришло мне на ум, – это сунуть палку ему в пасть. Пасть захлопнулась, и раздалось хрумканье, от которого мороз подрал меня по коже. Своей плененной рукой я поднимал его с пола, а свободной пихал палку ему в рот. Этот редчайший жонглерский фокус готов был увенчаться успехом, как вдруг подлетел Кутберт и улегся мне на ноги. Я медленно поворачивался вокруг собственной оси, Кутберт с восторженным питпитпитканьем преследовал мои щиколотки, а ленивец висел у меня на руке и мрачно жевал палку, время от времени испуская яростное шипение.

– Может, ты уберешь эту проклятую птицу? – сердито сказал я Бобу, который стоял у стены, заливаясь истерическим смехом. – Да поживее, не то ленивец укусит меня.

Со слезами на глазах Боб отогнал Кутберта, а я протопал со своей ношей через всю комнату и попытался пропихнуть ленивца сквозь дверцу клетки. Между нами завязалась борьба, он уцепился задними лапами за решетку, и отодрать его не представлялось никакой возможности.

– Чем стоять так да смеяться, лучше бы помог мне отцепить эту проклятую тварь, – сказал я.

– Попробовал бы ты не смеяться, если б видел все это со стороны, – ответил Боб. – Особенно мне понравился пируэт, который ты проделал с Кутбертом. Оч-чень элегантно.

В конце концов мы ухитрились запихать ленивца в клетку, усмирили Кутберта и разошлись по своим гамакам. На другой день я достал проволочной сетки и заделал клетку ленивца так, что сбежать из нее стало труднее, чем из Дартмутской тюрьмы.

На ленивцев с самого начала было возведено столько поклепов, как ни на какое другое животное Южно-Американского континента. О них писали, что они ленивы, глупы, уродливы, медлительны, безобразны, что их необычное телосложение является для них источником постоянных мук, и прочее, и прочее, и прочее. Вот типичное описание ленивца, принадлежащее перу некоего Гонсало Фердинандо де Овьедо:

«А еще есть другой удивительный зверь, которого испанцы в насмешку зовут cagnuolo, что значит „подвижная собака“, тогда как на самом деле это одна из самых медлительных тварей на свете и в движении так тяжела и неуклюжа, что насилу может пройти и пятьдесят шагов за день. У cagnuolo четыре длинные ноги, и на каждой по четыре когтя, как у птиц, и когти эти плотно прилегают один к другому; но ни когти, ни ноги не могут поддерживать их тело на земле… Больше всего они любят виснуть на деревьях и на других предметах, по которым можно карабкаться вверх… Я сам держал их у себя дома и не заметил, чтобы они питались чем-либо иным, кроме воздуха, и того же мнения придерживаются все местные жители, ибо никто не видел, чтобы они что-нибудь ели, зато их головы и рты всегда повернуты в ту сторону, откуда ветер сильнее, из чего можно заключить, что больше всего им по вкусу воздух. Они не кусаются, но могут кусаться. Рты у них очень маленькие, они неядовиты и безвредны, просто-напросто это совершенно тупые и бесполезные, ненужные человеку твари».