Трейлер Старика - [74]

Тихоня беспокойно прошёлся по сырым от водяной пыли плиткам, досадливо поморщился и ручей мгновенно смолк.

— Зря. — заметил Старик. — Приятно журчало.

— Ну его. Надоело, что-нибудь другое сочиню. Так что же — ты предсказываешь неизбежный и неразрешимый конфликт с эндогенами? Вплоть до устранения ими людей и амазонок? — спросил Тихоня.

— Ну, этого допустить никак нельзя. Будем думать. Есть у нас некоторый запас времени, поскольку тут в Мозге оно течёт куда быстрее. Но ещё накапливаются все эти проблемы за Стеной… Ах, до чего они некстати! — Старик озабоченно потёр лоб.

— С китайцами?

— Если бы только.

— Глобальные?

— Если бы только.

— Прости, Старик, не понимаю.

— Мне кажется, возвращаются хозяева Зоны.

Зона

Дом Белоснежки,

20 часов 30 минут 9 ноября 2047 г.

Белоснежка читала сочинение Тихони.

2 декабря 2012 г.

Вчера умер Боров. Если бы я был писателем, мог бы назвать эту часть рукописи «Две смерти». Нет, нравоучительнее звучало бы: «Две жизни — две смерти». По назидательному совпадению ровно за пять лет до того, день в день сгинул Бармалей.

Он исчез как-то вечером, когда мы осваивали Стену. Все черновские «курортники» перетаскивали нехитрые пожитки на новые места обитания, что называется, трудились в поте лица. Под шумок Бармалей нагрузил одну из тележек доверху продовольствием, патронами, медикаментами и прочим добром. Поднялся на второй этаж «мэрии» (бывшего столярного цеха) и вывел из «рая» Райку. Затем угнал тележку и увёл Райку в неизвестном направлении.

— С-сволочь! — злобно шипел Баклажан. — Товарищей в Зоне обворовать — распоследнее дело! Даже крысюки, наверное, так крысятно не крысятничают!

— Точно! — поддерживал его фермер Фунтик. — А уж общенародную бабу спереть, так это ж вообще! Это ж совсем никак! Это ж дальше некуда!

Боров отнёсся к инциденту на редкость спокойно, только посмеялся и махнул рукой в беспалой перчатке.

— Знать бы, куда он подался! — со злобной мечтательностью рассуждал Баклажан. — Времени бы не пожалел, башкой бы рискнул, а догнал! И — одной очередью полмагазина трассирующих гаду в затылок … Старик, а ты случаем не в курсе, куда это дерьмо поплыло?

— Откуда же мне знать? — резонно возразил тут же вышедший на связь Старик. — Бармалей контактного вещества не принимал, я изнутри него не смотрю и не слушаю. Да успокойся ты и забудь обо всём, береги нервную систему и вырабатывай адекватное отношение к объективной реальности, данной нам в ощущениях. («Чего-чего?» — возмутился Баклажан) Рассуждай спокойно: что такое особенное вы потеряли? Сколько-то барахла? Снаряжение и патроны? Так их вам на репликаторе наделают, сколько хочешь? Райку украли? Не беда, недели две-три без плотского греха потерпите, усерднее делом займётесь. А при первом же контакте с внешним миром потребую прислать в Зону через КПП № 1 группу в десятка два женщин. Пора каждому постоянную подругу жизни заводить.

— Воистину пора! — горячо поддержал Фунтик.

— Ээээ… — содержательно выразился по этому поводу Бобёр. — Ммм… Нууу…

— Во-во! Это ты точно сказал, я именно такого же мнения. — ввернул его неразлучный дружок Ушастый.

На этом всё вроде бы и закончилось. Однако история получила неожиданное продолжение через пару недель. Разведчик Попрыгун, вернувшийся из рейда на северо-запад рассказал, что на пустоши, бывшей в старину опытным полем кукурузоводов обнаружил разбитую и исковерканную повозку с помятыми велосипедными колёсами без шин. Вокруг валялись раздавленные консервные банки и подозрительные по виду ошметья, забрызганные кровью и втоптанные в грязь кабаньими копытами.

— Это он в Лукьяновку лыжи навострял. — мстительно ухмыляясь, предположил Баклажан. — Странно… Зачем? Знал ведь, что Старик всех бандюков прикончил. Но, как бы ни было, не дошёл, хрюшки его схарчили. Что ж, правильно, самое место падали в свином брюхе. Охотник, матерь божья коровка… Тьфу!

— А Райка?

— Кто знает? Возможно, раньше её потерял, может статься — амазонки отбили. А быть может вместе с Бармалеем кабаны задрали.

После этого о Бармалее не вспоминали. Его у нас никто особенно не любил. Охотником он, вне сомнений, был отличным, регулярно и в нужном количестве снабжал кабанятиной и прочей мутировавшей дичью наш Черновский «ресторан». Но притом был на редкость неприятным типом: хамоватым, наглым, мелочно-расчётливым, эгоистичным жёлчным. Кое-кто на этом основании сравнивал его с Боровом. Старик, кстати, против таких параллелей категорически возражал, и время показало, что он оказался прав… как всегда…

Похоже, Боров почувствовал приближение кончины ещё в ноябре. Девятого числа он вызвал из Гремячьего моего знакомца Ташкента и объявил ошеломлённому парню, что, уходя на покой, оставляет того своим преемником, заведующим хозяйством Стены, а в перспективе — и всей Зоны.

— Да ты что, спятил? — не на шутку перепугался Ташкент. — Я считать-то толком не умею! Образования никакого: десять классов астраханской школы номер шесть и год армии. А здесь под твоим началом вообще в судомойках бегал.

— Мытьё посуды под моим началом — лучшая практика. — успокоил его Боров. — После неё вообще стыдно быть меньше чем министром экономики. Кроме всего прочего, ты у нас от рождения хозяйственник. Талант-самородок. Гляди, как с гремячьинским репликатором управляешься!