Тревожные сны царской свиты - [2]

Дума хотела оставить принципы формирования нижней палаты неизменными: пятьдесят на пятьдесят. Половина по партийным спискам, половина по мажоритарной системе одномандатных округов. Сенат (верхняя палата) возражал: две трети избираются по округам, одна треть — по партийным спискам. «Куда они денутся, — оценил ситуацию спикер сената Владимир Шумейко, — мы не пропустим идею половины. Кого там только нет в партийных списках! Практически Дума становится столичным клубом. Сорок девять процентов депутатов в настоящее время из Москвы». Можно понять негодование административно-хозяйственного сената, состоящего на восемьдесят процентов из глав областных и краевых администраций. А если к этому добавить, что, в отличие от назначенных указами президента губернаторов, мэр Москвы Юрий Лужков — мэр избранный, к тому же публично отказавшийся избираться в сенат за ненадобностью, то проявление антимосковского синдрома становится почти навязчивым состоянием. Впрочем, дело не в законах о выборах Думы, Совета Федерации, президента. Иная причина волнений, и волнений невыдуманных. А есть ли шансы победить на выборах? А если этих шансов нет, как удержать власть?! Столь ненавязчивое откровение власти — а власть не намерена на сей счет отмалчиваться — вызывает даже не удивление, нет. Всякая власть сосредоточена на идее самосохранения. Но мы-то думали, просчитывали, изобретали другую власть. И что же?

24 апреля, Майами, штат Флорида.

Мы летим на Барбадос. Там состоится всемирная конференция ведущих телерадиокомпаний. Где-то на ходу, не вдумываясь, что такое Барбадос, я дал господину Шарфу, президенту EBU (Европейский вещательный союз), согласие выступить с докладом. И вот теперь, повязанный этим своим «да», лечу, проклиная все на свете. Полет изнурительный, с двумя промежуточными посадками. Сначала Стокгольм, затем Шеннон, далее Майами — восемь с половиной часов полета.

Здесь, в Майами, сидим в шезлонгах у бровки бассейна и рассуждаем об истоках национального оптимизма. Разговор завязался еще в самолете. «Благополучный образ жизни предрасполагает к оптимистическому взгляду на окружающий мир», — замечает мой собеседник. Я соглашаюсь. Вчера нашего попутчика (в прошлом выпускника «бауманского», а ныне бизнесмена) со смешанным интересом встречала в Майами стая русских, точнее сказать, «новых русских». Сам же наш попутчик пристрастился к строительному бизнесу, нашел затею удачной, оказался в Балашихе под Москвой, строит и продает, продает и строит. А в данный жарко-весенний момент он летит во Флориду, где по договоренности со своим другом, директором Курского ликеро-водочного завода, намерен пристроить солидную партию курской водки с лихим уточнением: «Курская особая» — наследие тоталитарного прошлого». Лет десять назад это было повальное увлечение местных партийных властей — освоить и пустить в дело свой высокоградусный питейный продукт. И появилось этих разномастных, разнофигурных бутылей «с винтом и без винта» на любой вкус: «Ставропольская горькая», «Зубровская», «Курская особая», «Пензенская тминная», «Вологодский кристалл», «Архангельская малиновая». Это был первый импульс суверенитета, позволяемого и вдохновляемого высшей партийной властью. И как голос из прошлого — этот симпатичный русский бизнесмен с водочными каталогами, географической картой распространения продукта, с трогательным уточнением: «Мы с директором кореша. Он мне говорит: ты, Гена, смотри, особо не дешевись в Майами. У нас есть покупатель, Гена. Нас, «Курскую особую», мир знает. Вот на той неделе у меня были товарищи из Исландии — закупили приличную партию. Австралийцы посетили нас… (Гена уточняет, — австрийцы, но какая разница, все равно немцы.) Так вот, разыскали нас по карте и приехали. Так что мы без этой самой Флориды, Гена, проживем. Проси, Гена, хорошую цену. Образцы я тебе дал, Гена, угощай американских товарищей». И Гена вот летит с нами в салоне первого класса и предлагает нам задержаться в Майами дня на два-три. Он взял напрокат яхту. И хотел бы прошвырнуться вдоль побережья. А соотечественникам он всегда рад. «Так что считайте, — говорит Гена, — что приглашаю. Добро пожаловать в Майами». Гену встретила шумная компания из четырех человек. Во Флориде они уже два месяца. Чем занимаются, понять трудно. Один из них, как представил нам Гена, владеет тремя гектарами земли в центре Москвы и потому человек сказочно богатый. Английского языка никто не знает, включая приветливого Гену. Молоденькие девушки на правах как бы переводчиц, со знанием английского в пределах курса средней школы, а может быть, и меньше. Пока шли к машине, они все время выясняли у одного из своих коллег, что им ответили полицейские.

Молодой человек пожал плечами. А затем спросил: «Way — это что, дорога?» «Дорога», — подтвердила девушка. «Значит, он хотел показать тебе, куда нам следует ехать, дура». — «Если будешь хамить, я возьму и уеду. Что вы будете делать без меня?» Вопрос был по существу. Компания, настроенная на веселый вечер (Гена приехал!!!), не опустилась до выяснения отношений. Владелец трех московских гектаров, лоснящийся от пота, отреагировал на стычку чисто по-одесски: «Не делай мне больно, Светка. Приехали приличные люди. Что они про нас подумают». Света нас, естественно, повезла в другую сторону, пришлось вернуться снова в аэропорт, и там мы распрощались. Таксисту не надо было ничего объяснять: назвали отель и поехали. В Москве было семь утра, во Флориде чуть больше одиннадцати вечера. В Москве уже давно завтра. Во Флориде заканчивается вчера.