Тревожные ночи - [44]

Офицер залпом выпил воду и снова протянул свою кружку. Но кувшин был уже пуст. Воды хватило лишь нескольким солдатам. Недовольный офицер опять сердито произнес:

— Was-ser!..

Я поняла, что он спрашивает о колодце и показала ему рукой в сторону села. Потом он, так же, как и другие проезжавшие до него немцы, спросил о городе Кэлэраши. Я опять махнула рукой в сторону села и хотела взять у солдат свой кувшин, но он что-то крикнул им, и двое из них тотчас бросились ко мне, схватили за руки и, вывернув их за спину, толкнули меня к машине. Я начала вырываться изо всех сил и кричать:

— Таке! Таке!..

Но солдаты, не обращая внимания на мои крики, с силой бросили меня в машину к сидящим там немцам. Один из них, с красным, одутловатым, как у мясника, лицом, схватил меня за руку и потащил к самой кабине. Я продолжала вырываться и звать Таке, который, то опираясь на палку, то грозя ею немцам, бежал к нам по жнивью. Машины тяжело тронулись с места и помчались по дороге. Таке еще некоторое время бежал за ними, таща за собой искалеченную ногу. Он что-то отчаянно кричал, поднимая свою палку, потом исчез в клубах пыли. Я закрыла лицо руками и зарыдала. Мне казалось, что живой мне не уйти от немцев.

В голову приходило разное. «Вот покажу им дорогу, и меня тут же расстреляют и бросят в канаву… или возьмут с собой в Болгарию… а то бросят ночью в Дунай!» Я рыдала все сильнее. Немец, тащивший меня, что-то сердито буркнул, потом взял меня за руку и, повернув к себе, крикнул:

— Was-ser!..

Он показал мне пустую фляжку и ударил по ней пальцем. От страха я машинально показала вперед: там и в самом деле находился колодец.

Грузовики, окутанные дорожной пылью, мчались дальше, мимо уходящих вдаль полос жнивья и пожелтевшей кукурузы. Хотя солнце уже садилось, жара стояла страшная. Разомлев, немцы расстегнули мундиры, их лица были покрыты потом и пылью. Они все время глядели по сторонам в поисках колодца.

Как только вдали я увидела колодец, то сразу же показала им его, надеясь, что после этого они меня отпустят.

Немцы закричали и начали барабанить кулаками и прикладами винтовок по крыше кабины. Не успели машины остановиться, как солдаты выпрыгнули на ходу и с фляжками бросились к срубу. Началась суматоха, послышались крики: каждый хотел набрать воды раньше других. Тут из кабины вышел офицер; он быстрыми шагами направился к солдатам и, нахмурив брови, что-то громко произнес. Солдаты застыли на месте в положении «смирно» с фляжками в руках, не сводя глаз с колодца, потом расступились, пропуская офицера вперед… Приблизившись к срубу, офицер со злостью бросил оземь жестяную кружку и, рассвирепев, кинулся на меня с поднятым пистолетом. К счастью, его удержал немец, стоявший рядом со мной. Офицер снова сел в кабину и изо всех сил хлопнул дверцей.

Солдаты продолжали стоять по команде «Смирно» около обычного для степей Бэрэгана колодца без цепей и ведра. Они тупо смотрели на деревянный ворот. Так они стояли до тех пор, пока офицер не открыл дверцу кабины и не крикнул им что-то о большевиках. Тогда они бросились к машинам, забыв о воде.

Через мгновение мы мчались дальше в сторону села. Над ним пламенел закат. Впереди на дороге показалась тяжело нагруженная сеном телега. Крестьянин, шедший рядом с ней, услышав гул моторов, обернулся и бросился к лошадям, стараясь повернуть их вправо. Но не успел: машина пролетела мимо, сбила телегу, и та опрокинулась в канаву. А машины продолжали мчаться, оставляя за собой клубы густой пыли.

Мы въехали в село, когда начало вечереть. Нас встретил испуганный лай собак. На улицах никого не было. Я решила убежать от немцев во что бы то ни стало. «Остановлю их у колодца моего свекра и выпрыгну из машины, — подумала я. — Будь что будет!.. А если не улизну от них, начну кричать!..» Я увидела в окнах некоторых домов свет, и у меня прибавилось храбрости.

Когда я показала немцам на дом родителей Штефана, возле которого находился колодец, машины на полном ходу остановились одна за другой. Немцы бросились к колодцу, но и здесь не оказалось ведра. Старуха, моя свекровь, ненавидевшая немцев с тех пор, как был убит Штефан, сняла ведро, как только фашисты тучами хлынули через село в сторону Дуная. Увидев, что и у этого колодца нет ведра, немцы обозлились и знаками приказали мне разыскать его… «Пусть дьявол его вам ищет!» — подумала я и, выпрыгнув из машины, с деланным спокойствием вошла во двор моей свекрови. Но едва я подошла к дому, как со всех ног бросилась за угол. Автоматная очередь, пущенная мне вдогонку, коротко и дробно рассыпалась по стене. Я спряталась в зарослях акаций, росших в глубине двора. Но тут я вспомнила о Тудореле… «Бешеные, как есть бешеные, вдруг войдут в дом и застрелят его!» Тогда я, прокравшись вдоль забора толстомордой Кирилэ, вернулась на дорогу, спряталась за кустами и с бьющимся сердцем посмотрела в щелку забора. Ноги у меня так и подкосились.

Во дворе стояло человек восемь немцев. Они яростно били прикладами винтовок по столбам терраски. Хотя уже опустились сумерки, я увидела, как в темноте сеней появилась моя свекровь — худая, высокая, немного сгорбленная, со злым лицом.