Тревожное небо - [22]
И вскоре начались ознакомительные полеты. Узнав об этом, многие провели бессонную ночь. Я со страхом вспоминал свои ленинградские неудачи с Исаакиевским собором и трубой в Кронштадте. Вдруг первый полет будет для меня последним…
На поле три самолета. К каждому из них направляется взвод курсантов. Летчики сидят в кабинах, техники, передавая из рук в руки ведра с горячей водой, заливают ее через воронки в радиаторы. Вода льется тонкими струйками в снег.
— Закрой кран, — посоветовал технику, подведя нас к «нашему» самолету, старшина.
— Много ты понимаешь, — усмехается техник, — н-адо будет — закроем.
Вода льется еще минут десять. Затем мы начали руками крутить пропеллер. С трудом провернули несколько раз. Подходит техник, рукой отодвигает нас. Взявшись левой рукой за кончик лопасти, техник протягивает правую мотористу. Тот, в свою очередь, сцепляет свободную руку с рукой другого моториста.
— Контакт! — неожиданно вскрикивает техник, и все троес силой делают шаг в сторону.
— Есть контакт! — отвечает летчик. Что-то жужжит в самолете. Пропеллер качается и замирает. Вся процедура повторяется снова и снова.
— Контакт!
— Есть контакт!
— Выключено…
— Контакт!
— Есть контакт…
Холодно. Мы постукиваем каблуком о каблук. Наконец, мотор нашего самолета вздрагивает, выбрасывает клуб черного дыма и пропеллер начинает быстро вращаться.
Мне и другому курсанту, помнится, его фамилия была Лончинский, поручается проведение самолета до старта. Один из нас подходит к левой, другой — к правой консоли. Летчик дает полный газ, чуть-чуть приподымается от снега стальной костыль, а лыжи ни с места.
— Нужно покачать, — знаками показывает нам летчик. Нажимая на концы крыльев, мы с Лончинским старательно качаем. Вдруг крылья вырываются из рук и я оказываюсь носом в снегу. Отряхиваюсь, вижу, что и Лончинского постигла та же участь.
На первый полет летчик взял с собой техника. Сделав круг, самолет сел. Нам с Лончинским полагалось его встретить и помочь развернуться, чтобы он снова мог вырулить на старт. Следующим полетел Лончинский. Сердце мое упало — подходила моя очередь…
И вот летчик манит меня пальцем… С замирающим сердцем я лезу в самолет. Непослушными пальцами долго-долго застегиваю привязные ремни. Летчик не выдерживает:
— Что вы там копаетесь?
Кричу, что я готов. Летчик поднимает руку, стартер взмахивает черным флагом, и мы трогаемся. Самолет несколько раз встряхивает и раньше, чем я успеваю понять, что мы уже летим, горизонт проваливается вниз, и я вижу впереди только голубое небо. Внизу проносятся сады… Мне совсем не страшно. И хотя полет продолжается минут десять, я не успел заметить, как все кончилось. Шуршит снег, и самолет останавливается.
Не спеша вылезаю из кабины, важно шагаю к ожидающим своей очереди курсантам.
— Ну как? Страшно? Что ты чувствовал? — сыплются вопросы.
— Здорово!
Я торжественно передаю летный шлем и очки следующему. Сердце колотится уже не от страха. Я убедился, что полет на самолете это совсем не то, что чувствуешь, глядя вниз с башни Исаакия или вершины заводской трубы.
Быстро промелькнули месяцы учебы. Вместе с теоретическими занятиями курсанты-летчики совершали рулежку на учебных самолетах «Авро-504 К» (позднее эти машины, построенные у нас в стране, стали называться У-1). Чтобы кто-нибудь из курсантов нечаянно не взлетел, у самолетов была с крыльев содрана полотняная обшивка. Моторы «РОН» не могли работать на малых оборотах. Чтобы получить необходимую малую тягу, нам приходилось все время «контачить», т. е. время от времени выключать зажигание кнопкой на ручке управления.
Сперва потихоньку, со скоростью человеческого шага, затем побыстрей, но пока с опущенным хвостом, рулили самолеты. Нужно было возможно точнее выдержать прямую. Когда прямая более или менее получалась, в переднюю кабину усаживался инструктор и показывал рулежку с поднятым хвостом. Это был уже элемент взлета. Поднять хвост следовало в точно определенное положение, ни больше, ни меньше. Сделать это оказалось нетрудно, если самолет двигался против ветра. А вот по ветру было куда сложней. Самолет прыгал как козел, не слушался рулей, бросался то вправо, то влево. Поле кончалось, а я все не мог заставить его бежать по прямой.
К весне теоретическая программа подошла к концу. Был зачитан приказ об окончании нами Вольской школы и о переводе курсантов-летчиков уже в настоящие летные школы. Большинство из нас направлялось в 3-ю им. Ворошилова Оренбургскую военную школу летчиков и летчиков-наблюдателей.
Я полетел сам
Лето 1929 года выдалось в Оренбурге необычайно жарким. Еще не закончился июнь, а трава в степи уже пожелтела. Тучи пыли висели над аэродромом: шли практические занятия по самолетовождению. В других группах курсанты уже несколько дней летали самостоятельно. Инструкторов, ранее летавших с курсантами, заменяли теперь восьмидесятикилограммовые мешки с песком, чтобы не нарушился центр тяжести самолета.
В нашей группе самостоятельных полетов пока не разрешали. У меня, например, никак не давалась посадка на «три точки». Все остальные элементы полета: взлет, развороты, виражи, петли, штопор, расчет на посадку — шли нормально, а вот приземление — все время на колеса, только на «две точки». Получалось, как с теми руками в первые месяцы моей военной службы. Плавно подводил самолет к земле, выравнивал… Тут бы потянуть, не торопясь, ручку управления «на себя» и посадить как требовалось… АН нет! Боязнь отойти от земли, «взмыть», потерять скорость и упасть преодолевала строгие указания и требования инструктора, и… каждый раз самолет мягко касался земли только колесами.
В воспоминаниях отважного полярного летчика повествуется о боевых буднях летчиков авиации дальнего действия в годы Великой Отечественной войны.Автор был участником одного из первых налетов советской авиации на столицу гитлеровского райха, выполнял многие ответственные правительственные задания и за проявленное мужество удостоен звания Героя Советского Союза.Книга предназначена для широкого круга читателей,.
Имя Константина Сергеевича Станиславского (1863–1938), реформатора мирового театра и создателя знаменитой актерской системы, ярко сияет на театральном небосклоне уже больше века. Ему, выходцу из богатого купеческого рода, удалось воплотить в жизнь свою мечту о новом театре вопреки непониманию родственников, сложностям в отношениях с коллегами, превратностям российской истории XX века. Созданный им МХАТ стал главным театром страны, а самого Станиславского еще при жизни объявили безусловным авторитетом, превратив его живую, постоянно развивающуюся систему в набор застывших догм.
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.