Тревожная весна 45-го - [7]

– Я раз в месяц в этом «шалмане» пивком балуюсь. Что-то тебя раньше не встречал, – заметил сосед.

Отвечать не хотелось. Не было настроения завязывать новое знакомство, откровенничать. К счастью, мужик не настаивал.

– Курить будешь? – пододвинул он пачку.

Васильков вытянул папиросу, привычно смял мундштук. Чиркнув спичкой, все же справился:

– А чего же раз в месяц? Или «шалман» не каждый день работает?

Инвалид усмехнулся.

– Я, мил человек, сюда рад бы каждый день захаживать, да жизнь моя, с тех пор как потерял ногу, шибко переменилась. Пенсию мне положили по третьей группе – аж триста двадцать два рублика, выдали рабочую карточку, прикрепили к инвалидному спецмагазину. В нем и продукты получше, и сразу за месяц можно отовариться.

«Так чего ж тогда?» – непонимаючи глядел на соседа бывший майор.

– Ну, пенсия моя, сам понимаешь, только паек выкупить, – объяснял тот, неспешно потягивая пиво. – А пайка на месяц, как ни растягивай, не хватает. Его в три дня можно слопать, за исключением хлеба. Хлеба прилично дают, да невкусный он – много не съешь. Вот так, мил человек.

– Как же вы… справляетесь?

– Хочешь жить – соображай. В пайке мне две бутылки водки полагается. Я их выкупаю по тридцать целковых каждую. Одну, конечно, употребляю – как же без нее, родимой? А вторую тащу на базар. За триста, может, и не продам – стоять долго придется, а за двести или двести пятьдесят – верняк. На эти деньжата и тяну: где килограмм картошечки перехвачу, где немного маслица или сальца. Вот так, мил человек. Ну, а пиво… – Он снова сделал мелкий глоток, экономя напиток. – С пивом в Москве порядок. Два с полтиной – кружечка, или за пять – «СПГ с прицепом». Это почитай даром. Тут неподалеку год назад грелка[1] открылась. Так я тебе доложу по секрету: там стакан сладкого чаю с таким же бутербродом всего за полтора целковых подают. Мне когда с голодухи совсем припечет – туда ковыляю…

Покончив с пивом, Васильков отправился к прилавку и купил еще две – для себя и соседа.

– Угощайтесь, – вернулся он к стойке.

Инвалид удивленно вскинул левую бровь, но возражать не стал – принял.

– Спасибо, мил человек. Уважил…

Александр сдул пену, хлебнул и достал очередную папиросу.

И вдруг услышал:

– Саня!

Чиркнул спичкой, прикурил. Крутить головой и искать зовущего не стал – мало ли вокруг тезок?

– Сашка! Васильков! Ты? – совсем громко прокричал кто-то за спиной.

Совпадение исключалось. Повернувшись, майор прищурился, всматриваясь сквозь завесу дыма. Распихивая посетителей и опираясь на палочку, к нему пробирался Старцев.

– Иван?! – изумленно прошептал майор.

И кинулся обнимать фронтового товарища.

* * *

Внешне Старцев почти не изменился. Опираясь на трость, он шел рядом: такой же худощавый, но статный, широкоплечий, с открытым скуластым лицом и с большими крестьянскими ладонями. Разве что пышный чуб, вечно выбивавшийся из-под военного головного убора, стал покороче и местами приобрел серебристый оттенок.

– Все такой же, – с улыбкой похлопал друга по плечу Васильков.

– Где там! Виски вон седые, – отмахнулся тот. – Вот тебя будто законсервировали: высокий, смуглый, улыбчивый. Как вчера расстались под Курском.

– Сколько же мы с тобой не виделись?

– Почитай, два года с хвостиком, – подумав, ответил Иван. И уточнил: – Если не изменяет память, меня нашпиговало осколками в ночь с шестого на седьмое июля сорок третьего.

Васильков кивнул:

– Верно. Мы дотащили тебя и Сидоренко до первой линии, передали санинструкторам и больше не виделись. Я потом пытался разузнать через командира полка, но у Рыльска началась такая заваруха, что начальству стало не до нас.

– Да, я про это знаю, – вздохнул Старцев. – Мы с Петром Сидоренко лежали в хирургии эвакогоспиталя города Мичуринска и старались не пропустить ни одного сообщения с фронта – радиоточка в большой палате, считай, выключалась только на ночь. Ужасно тогда переживали: на Курской дуге тяжелейшая битва, кровь льется рекой, а мы отдыхаем.

– С Петром, надеюсь, порядок?

– Порядок. Его доктора раньше меня выписали.

На улице вечерело. Друзья покинули шумный пивной павильон и отыскали свободную лавочку в небольшом сквере. Погода в этот день хоть и не баловала, но дождя не ожидалось. Можно было прогуляться до Сокольников, однако, посматривая на тросточку товарища, Васильков решил этого не предлагать, и они свернули в сквер.

– Как нога? – осторожно поинтересовался майор.

Иван поморщился:

– Врачи собрали, да что толку? Разворотило – будь здоров. Пришлось часть ступни ампутировать. Хромаю, Саша. Но жизни и работе это не мешает. А ты, стало быть, недавно в Москву вернулся?

Васильков поведал товарищу о последних месяцах войны, об уцелевших однополчанах и о первых неделях пока еще непривычной мирной жизни.

– Значит, на заводе трудишься? – выслушав, поинтересовался Старцев.

– Да. Пока учеником, в сентябре сдаю на разряд.

– Ну и как? Нравится?

– Сложно сказать, – замялся Александр. – Хороший современный завод, очень полезная для страны работа. Но уж больно разнится с нашей службой в разведке. Не хватает мне ее, Ваня. Ух, как не хватает.

Иван пристально посмотрел на боевого товарища, достал папиросу, шумно дунул в мундштук.