Треволнения одного китайца в Китае - [2]

и личжи,[4] водяные орехи, маринованные мандарины из Кантона. Не были, разумеется, забыты напитки, среди которых выделялись шампанское и шаосинское[5] вино. На десерт наши герои с удовольствием попробовали рис, ловко управляясь маленькими палочками.

Наконец наступил момент, когда девушки предложили разомлевшим мужчинам влажные салфетки вытереть вспотевшие лица.

Затем почтенные господа встали со своих кресел и церемонно перешли к другому столу. Здесь им подали по маленькой чашечке с крышкой, украшенной изображением Бодхидхармы, знаменитого буддийского монаха, стоящего на плоту.[6] Получив по щепотке чая, каждый засыпал его в горячую воду и, слегка настояв, спокойно, с наслаждением начал потягивать божественный напиток. Европейцу не хватило бы слов, чтобы по достоинству оценить его вкус.

Облаченные в легкие сорочки с вышитыми манишками,[7] длинные халаты с пуговицами на боку, широкие шелковые штаны, поддерживаемые на талии поясом с кисточками, в мягких желтых тапочках без задников наши герои явно принадлежали к хорошему обществу. Судя по всему, обед из ласточкиных гнезд и акульих плавников не являлся для них чем-то необычным.

Гости уже собрались покинуть стол, когда услышали заявление, безмерно всех удивившее. Лишь сейчас они поняли, зачем были приглашены. Допив свой чай и устремив взгляд в пустоту, самый молчаливый из собравшихся произнес:

— Друзья, прошу вас, не смейтесь. На карту поставлена моя судьба. Будучи не в силах больше терпеть скуку, я хочу все изменить. Хорошо это будет или плохо — покажет будущее. Сегодняшний обед — последний в моей холостяцкой жизни. Через неделю я женюсь и…

— И станешь счастливейшим из мужчин! — воскликнул оптимист.

Все принялись поздравлять жениха, которого, впрочем, это нисколько не тронуло. Он не назвал свою избранницу, и никто не решился спросить ее имя. Среди веселого шума лишь философ, полузакрыв глаза, с застывшей на губах ироничной улыбкой, спокойно ждал развития событий.

Виновник торжества поднялся, положил руку на плечо своего ученого друга и чуть дрогнувшим голосом спросил:

— Неужели я стар, чтобы жениться?

— Нет.

— Слишком молод?

— Вовсе нет.

— Опрометчив?

— Может быть.

— Но ты ведь знаешь, она способна принести мне счастье!

— Да, знаю.

— Тогда не понимаю…

— Дело в том, что ты не можешь быть счастливым. Да, плохо скучать одному, но еще хуже — вдвоем!

— Итак, мне не дано быть счастливым?

— Нет, не дано, потому что неведомо несчастье!

— Но я застрахован от несчастья!

— Тем хуже, значит, ты неизлечим!

— Ох уж эти философы! — воскликнул самый юный из гостей. — Не надо слушать всяких зануд. Женись, мой дорогой, обязательно женись! Я поступил бы так же, если бы не обет безбрачия! Друзья, предлагаю выпить за счастье жениха!

— А я, — сказал философ, — прошу поднять бокалы за то, чтобы Бог ниспослал моему другу испытание несчастьем!

Все встали, сблизили кулаки, как это делают боксеры перед боем, опустили их, вновь подняли, наклонили головы и, простившись таким образом, разошлись.

По описанию гостиной, в которой проходил обед, экзотическому меню, одежде приглашенных, их манере изъясняться, некоторой экстравагантности излагаемых теорий читатель несомненно догадался, что речь идет о китайцах, жителях огромной страны за Великой каменной стеной.

В роскошный салон речного парохода, стоящего на приколе на берегу Чжуцзян[8] близ Кантона, богач Цзинь Фо пригласил друзей юности: Бао Шэна — сановника четвертого класса, Инь Банга — процветающего торговца шелком, неисправимого кутилу Дина, писателя Хуана и философа Вана.

Глава II

Часть своего детства Цзинь Фо провел в Кантоне — столице провинции Гуандун. Именно поэтому он и устроил здесь прощальный холостяцкий ужин. Лишь четверо его товарищей отдали дань старой дружбе. Всех прочих разбросало по свету.

Уже много лет Цзинь Фо жил в Шанхае, куда и собирался после встречи вернуться на пароходе.

Нашего героя неотлучно сопровождал философ Ван — его лучший друг и советчик.

Цзинь Фо являлся типичным выходцем из Северного Китая. Здесь до сих пор, в отличие от юга страны, где происходит смешение с малайцами,[9] удается избежать ассимиляции с маньчжурами.[10] Наш герой был чистокровным китайцем как по отцовской, так и по материнской линии. Высокий, хорошо сложенный, светлокожий, с прямыми бровями, красивыми, слегка раскосыми глазами, прямым носом, благородным профилем — он своей внешностью и в Европе производил бы самое выгодное впечатление.

Если в Цзинь Фо и было что-то маньчжурское, так это в первую очередь тщательно выбритый череп, лоб и шея без единой морщинки, а также великолепная, черная как смоль, косичка, ниспадающая с затылка на спину. Тонкие, холеные усики, длинные ухоженные, ногти, элегантная небрежность в походке и неприступность в поведении завершали портрет этого шанхайского денди.[11]

Следует, впрочем, уточнить, что Цзинь Фо родился в Пекине обстоятельство, которым китайцы очень гордятся. Любому, кто его спрашивал, наш герой мог пренебрежительно-надменно бросить: «Я из столицы Поднебесной!»

Когда мальчику исполнилось шесть лет, семья переехала в Шанхай. Отец Цзинь Фо по имени Чжунсю — представитель благородной фамилии, — как и большинство его соотечественников, обладал незаурядными способностями коммерсанта. Он начал с торговли бумагой, кондитерскими изделиями, чаем, железом, медью и другим. Дела пошли столь успешно, что вскоре Чжунсю открыл в дополнение к основной конторе в Шанхае филиалы в Нанкине, Тяньцзине, Макао, Гонконге.