Тревога - [37]

Едва старики вышли, в дверях палаты появился Валиджан. Приехал он, видимо, вместе с ними, но дожидался очереди.

Валиджан, костлявый, длинный — не высокий, а именно длинный, — ссутулился и похудел сильнее обычного. Над темными неулыбчивыми глазами широкие брови сошлись в одну линию, отчего лицо казалось особенно хмурым, нелюдимым.

Таким он был во всем — замкнутый, скупой на проявления чувств, всегда немного угрюмый.

Прежде, когда они еще не поженились, это даже нравилось Шарофат. Она весело посмеивалась над хмуроватой нежностью Валиджана и над его безудержной ревностью. Она была уверена: все это пройдет. Но вскоре после свадьбы Валиджан сделался ревнивым до исступления. Это внушало страх; Шарофат затосковала, держалась с мужем отчужденно.

Но вот вчера, когда Валиджан медленно вошел в палату и неуклюже опустился на колени у ее кровати, горячая, давно не испытанная нежность всколыхнулась у нее в груди, комком подступила к горлу.

Шарофат погрузила пальцы в его жесткие и густые волосы и, кажется, впервые подумала, что часто была несправедлива к нему. Разве он виноват, что любит ее так неистово?

Нежность, материнская, прежде неведомая, так и не остывала в ее груди весь день. Это чувство Шарофат испытывала не только к мужу, но и ко всем, кто навестил ее. Такую же радость от встречи с давно оставленными и вновь обретенными друзьями чувствует, наверное, путник, возвращаясь к родному очагу после долгих-долгих странствий…

Уже к вечеру из кишлака приехала Каромат, дочь старика Рахима. Она тоже пострадала при катастрофе, но уже выписалась. Девушка посидела минут двадцать. Но не зря ее считали говоруньей: она успела поведать все кишлачные новости за целую неделю. Да еще, понизив голос, рассказала то, о чем почему-то умалчивали и отец с матерью и друзья из бригады, — о ссоре мужа с председателем и о показаниях Валиджана следователю.

Каромат ушла — и будто выключила лампочку: потушила вспыхнувший было в груди свет, растревожила рой нерадостных мыслей.

И чем больше думала Шарофат, тем тоскливее становилось на душе. Она почти не сомневалась, что причина поступков мужа — ревность.

В тот день, Первого мая, она, получив разрешение Мутала, побежала домой, а когда вернулась — за рулем уже сидел Набиджан. Но муж в тот день ничего не говорил о председателе плохого, хотя прежде, случалось, отзывался о нем с неприязнью.

Да, Шарофат была почти влюблена в Мутала.

Это началось еще несколько лет назад, когда он приехал в кишлак со своей одетой по-городскому, красивой женой. Раза два в неделю вечерами они вдвоем приходили в клуб. До зависти любо было глядеть, как они шли рука об руку по улицам кишлака, оба молодые, веселые, уверенные в себе.

В те годы Шарофат работала комсоргом и одновременно заведовала колхозной библиотекой. Мутал часто приходил, подолгу рылся в книгах, порой сердился на то, кто книг маловато, а в библиотеке пыль, неуютно. Потом выступил на партийном собрании, сказал, что в клубе работу нужно оживить, а комсорг Шарофат, видимо, не очень активна. Ей было обидно, однако с того дня. она стала еще больше уважать нового агронома. Наверное, потому, что прежде никто и никогда не интересовался ни библиотекой, ни ею самой, точно их и не существовало в колхозе.

Больше всего Шарофат полюбила Мутала, кажется, за его горячность, умение воодушевлять и вести за собой людей. По его инициативе еще в те годы были организованы небольшие курсы механизаторов. На эти курсы поступила и Шарофат; там она познакомилась с Валиджаном.

А зимой, в долгие темные вечера, помнится, по инициативе Мутала они впервые провели несколько читательских конференций. Однажды даже написали письмо в Союз писателей республики. В кишлак приезжали поэты. В клубе состоялся интересный, многолюдный вечер, о котором после долго вспоминали.

Одно время Шарофат была так влюблена в Мутала, что ночами плакала, обняв подушку. До слез, до боли обидно было, что у него такая хорошенькая жена, что они любят друг друга.

Потом Мутала полюбили все, и он стал председателем. Вскоре он поставил ее во главе крупной хлопководческой бригады. Валиджан тогда был против… С этой бригадой председатель и сам повозился, не жалея сил. Решил доказать, что можно полностью механизировать все тяжелые работы и освободить женщин от физического труда в поле. Выделил ее бригаде лучшие тракторы, новые механизмы, то и дело наведывался — советовал, требовал, порой отчитывал, многое показывал сам. И тогда Шарофат женским чутьем угадала: и он не совсем равнодушен к ней… Все чаще она ловила на себе его затуманенный, несмелый взгляд, в котором было столько затаенной нежности, что Шарофат становилось и радостно и жутко.

Таясь от самой себя, она думала со страхом и гордостью: он, не похожий на всех, мужественный, умный, полюбил ее, ничем не приметную!.. Она и представить не могла — рассудок отказывался допустить — что-нибудь похожее на близкие отношения между ними…

Вчера она до поздней ночи думала обо всем этом. И вот сейчас, утром, не успела она насладиться покоем, странным привкусом парного молока на губах от нежных лучей солнца, как те же навязчивые мысли опять нахлынули на нее.