Треугольник - [28]

— Спросить… про маму.

— И все?

— Ну да.

— Тогда ладно. Ты, Март, не зови меня слишком часто — часто я все равно приходить не буду. Ладно, пока.

Отражение ушло куда-то вдаль. В зеркале меня больше не было. Ну и ну.

Я вышел, пролетев через дверь, точно так же, как и в первый раз. Может, отправиться куда-нибудь? Куда бы мне хотелось?

"Хочу… хочу в школу, — придумал я. — Интересно, чем наши занимаются?"

Я подумал так и тут же оказался в школьном коридоре, перед лестницей. Я посмотрел на часы — одиннадцать тридцать. Стало бать, сейчас идет третий урок. Алгебра, кажется.

Я взбежал на третий этаж и прошел через дверь кабинета математики. Меня встретили тридцать унылых, скучных лиц. Не завидую я им — хуже алгебры только русский, а гаже русского вообще не представишь.

Вот странно, вместо нашей математички урок вела совсем молодая девушка, наверное, практикантка. Урок от этого стал свободнее, но ничуть не интереснее.

У доски несчастная Ирка Плетнева решала длиннющую задачу про двух вышедших навстречу друг другу пешеходов, у которых скорости равны двадцать (!) и тридцать (?!) километров в час. Точнее, не решала, а записывала под диктовку Игорька. Он вообще здорово знает алгебру, это я точно говорю, потому что и я часто сдувал у него домашние задания.

Мишка Делиев с Веркой Мироновой играли в дурака. Бедный Делиев, с Веркой играть — проще застрелиться. Она любого обскачет, и не только в дурака. Может и в покер, и в преферанс, и вообще во все что угодно, я ее знаю. Вот и сейчас Делиев остался с двумя королями "на погонах". Я видел, потому что подошел к ним совсем близко.

— Ладно, — буркнул Мишка, — реванш.

Делиев хмуро тасовал карты. Как будто чувствовал, что победы не предвидится.

Лебедев скучал. Он временами переписывал задачу с доски, но чаще играл в гоночки на своем сотовом телефоне. Место рядом с ним пустовало. Я сел на свободный стул и стал слушать жалкие попытки Плетневой объяснить задачу. Скоро нервы у практикантки не выдержали и она вызвала к доске Игорька. Может, ей сказали, что Игорь хорошо знает математику, а может, она вызвала его просто так, случайно. Старостин добил эту дурацкую задачу про озверелых пешеходов, у которых, видимо, внутри спрятан мотор, девушка похвалила его и снова посмотрела в журнал.

— Следующий номер… сорок пятый… прошу сюда Кота, — сказала она. Все с интересом уставились на нее.

— Его нет, да? — растерялась практикантка под тридцатью пристальными взглядами.

Ну что ж, в некотором роде меня действительно нет. Так что она угадала.

— Кот умер в пятницу, — сказал Лебедев, укладывая телефон в карман. — Наверное, не зачеркнули еще в журнале…

Девушка оказалась впечатлительная — она здорово побледнела, но ничего не сказала — просто продолжила вести урок. Вместо меня она вызвала Алиханову.

Кот умер в пятницу. Я умер в пятницу.

Я прокручивал слова Лебедева в голове, прокручивал и понимал, что снова начинаю задыхаться. Мне срочно нужен был свежий воздух. Я рванулся с места, пролетел через дверь, даже не думая, что я могу проходить через двери, как-то само собой, пробежал ступеньки, перепрыгивая через две-три, и выскочил на улицу.

Я судорожно заглатывал воздух. Мне его катастрофически не хватало. Я глотал, вдыхал свежий воздух, не в силах примириться со страшной мыслью, что я погиб.

Я отдышался и заревел. Ну что это такое, ну почему мне так не везет! Я в сердцах долбанул ногой по школьной двери, оставив на ней грязный след. Мне почему-то после этого стало стыдно. В конце концов, школа не виновата в моих несчастьях. Я рукавом оттер грязь и, всхлипнув, сел на ступеньки.

Я больше не хочу быть мертвым. Я хочу жить.

— Чего ревешь? — подошла ко мне рыжая девчонка моего возраста в пестрой футболке. Она на ходу жевала здоровенный батон хлеба.

— Хочу и реву, — весьма недружелюбно ответил я. — Твое какое дело.

Девочка снова откусила кусок и пожала плечами.

— Ну, не знаю. А что — иду, смотрю — ты плачешь. Я и спросила.

Я прищурился.

— Ты… меня всерьез видишь?

Рыжая девчонка удивленно приподняла брови.

— Ну… да. А что? Ты что, невидимка? — засмеялась она. — Тогда извини. Маскируйся лучше.

— Нет, честно! — взмолился я. — Видишь?

— Ну я же с тобой разговариваю, — посмотрела она на меня, как на ребенка с синдромом Дауна.

Я присмотрелся к девочке. Странно. Обычная девчонка, симпатичная, волосы короткие и рыжие, глаза карие, сама худая и совсем не высокая. Какая-то среднестатистическая. А я ожидал, что те, кто меня увидит, будут другими, не похожими на всех людей. И совсем уж я не думал, что это будет девчонка моего возраста.

— Будешь батон? — спросила она.

Я кивнул. Есть не хотелось, но почему-то мне вдруг приспичило съесть кусок этого батона, не знаю почему. Девочка отломила мне добрую половину.

— Да ты что, куда мне столько, — запротестовал я. — Я не хочу есть сильно…

— Так чего ты плакал? Может, тебе помочь?

Мне? Помочь? Каким образом?

— Да нет, спасибо. Слушай… Может, это тебе надо помочь?

Рыжая девочка улыбнулась.

— Нет, господин помощник. Ничего у тебя не получится. А почему ты подумал, что мне нужна помощь? Вот ты, например, плакал, а я ведь нет.

Я встал со ступенек, но тут же сел обратно.