Третья волна - [43]

Как только это сырье было доставлено в индустриальные государства и включено в конечный продукт, закон первоначальной цены во всех отношениях продолжал действовать[147]. В конечном счете, когда постепенно были установлены мировые цены для каждого предмета потребления, все индустриальные страны извлекли пользу из того факта, что первоначальная цена была установлена на наиболее выгодном низком уровне. Поэтому вследствие многих разных причин, несмотря на многоречивое восхваление достоинств беспошлинной торговли и свободного предпринимательства, государства Второй волны в значительной степени получали прибыли за счет того, что эвфемистически было названо «неполной конкуренцией».

Несмотря на официальные заявления и слова Рикардо, выгоды от возросшего объема торговли ощутили далеко не все. Главным образом происходил их отток из мира Первой волны в мир Второй.

Маргариновая плантация

Чтобы расширить и интегрировать мировой рынок, индустриальные державы действовали жестко. Так как для торговли не существовало национальных границ, каждый национальный рынок стал частью более крупного регионального или континентального рынков и, в конечном счете, оказался включенным в единую, объединенную валютную систему, созданную интеграционными элитами, которые развивали цивилизацию Второй волны. Единая денежная сеть была соткана вокруг мира.

Рассматривая остальной мир как источник доходов, проистекающих от газового насоса, сада, рудника, карьера и дешевой рабочей силы, мир Второй волны вызвал глубокие изменения в общественной жизни неиндустриальных народов. Культуры, которые существовали самостоятельно тысячи лет, производя свои продукты питания, волей–неволей оказались вовлеченными в систему международной торговли и вынуждены были или торговать, или погибнуть. Внезапно жизненный уклад боливийцев или малайцев оказался сопряженным с требованиями индустриальных экономик далеких стран, так как на их землях возникли оловянные рудники и плантации каучуконосов, которые должны были питать прожорливые промышленные утробы.

Подходящим примером может послужить такой невинный домашний продукт, как маргарин. Впервые маргарин был произведен в Европе из местного сырья. Однако он сделался настолько популярен, что сырья оказалось недостаточно. В 1907 г. исследователи открыли, что маргарин можно производить из кокосовых орехов и пальмового масла. Это европейское открытие изменило уклад жизни западных африканцев.

«В главных областях Западной Африки, — писал Магнус Пайк, бывший президент Британского института пищевой науки и технологии (British Institute of Food Science and Technology), — где традиционно производилось пальмовое масло, землей владела община, как коллектив». Использование пальмовых деревьев регулировали сложные местные обычаи и правила. Иногда человеку, посадившему дерево, предоставлялось пожизненное право на его продукты. В некоторых местах особые права были у женщин. Согласно Пайку, западные бизнесмены, которые наладили «широкомасштабное производство пальмового масла для изготовления маргарина, как «подходящего» продукта питания для индустриального населения Европы и Америки, разрушили хрупкую и сложную общественную систему неиндустриальных африканцев»[148]. В Бельгийском Конго, Нигерии, Камеруне и на Золотом Берегу возникли огромные плантации. Запад получил свой маргарин. А африканцы стали полурабами на бескрайних плантациях.

Другой пример — каучук. В начале века, когда в США возникло массовое производство автомобилей и стремительно повысился спрос на каучук для шин и трубопроводов, торговцы, вступив в сговор с местными властями, заставили индейцев Амазонки собирать его[149]. Роджер Кэсмент, английский консул в Рио–де–Жанейро, рассказывал, что производство четырех тысяч тонн каучука компанией «Путумайо рубер» (Putumayo rubber) в период между 1900 и 1911 гг. привело к смерти 30 тыс. индейцев.

Разумеется, можно возразить, что подобное — «крайность» и не типично для империализма нового типа. Конечно же, колониальные власти порой были жестоки и причинили немало зла. Но они строили школы и оказывали элементарную медицинскую помощь местному населению, находящемуся под их властью. Они проводили санитарные мероприятия и улучшили водоснабжение. Несомненно, что они в определенном смысле повысили уровень жизни.

Также не вполне оправданно романтически идеализировать доколониальные общества или возлагать всю вину за нищету современных неиндустриальных народов только на империализм. Климат, местная коррупция и тирания, невежество и неприязнь к иностранцам — все способствовало такому положению. Нищета и угнетение царили здесь задолго до появления европейцев.

Некогда вырванные из мелкотоварного хозяйства и обязанные производить для денежного и валютного обмена, поощряемые или принуждаемые реорганизовывать свои социальные структуры с ориентацией, к примеру, на разработку месторождений полезных ископаемых или работу на плантациях, народы Первой волны оказались ввергнутыми в экономическую зависимость от рынка, на который они не могли влиять. Нередко их лидеров покупали, их культуры осмеивали, их язык запрещали. Помимо того, колониальные власти внушали порабощенным народам чувство психологической неполноценности, что даже сегодня проявляет себя как препятствие к экономическому и социальному развитию.