Третья рота - [82]

Шрифт
Интервал

Грустный шёл я днём по улице Короленко мимо здания ЦК, который размещался в страшном потом № 33.

У входа в ЦК аж до земли тяжело и багрово свисали знамёна. Я шёл мимо них. Было лето, повеял тёплый ветер, и красное знамя по-братски обняло меня всего, с головы до ног…

Сердце моё едва не разорвалось от счастья, и я подумал: «Нет! Большевики не исключили меня из партии!»

LVIII

Из Киева, где со мной боялись даже здороваться («Не сегодня завтра он будет арестован…») и где в общежитии курсов молодых поэтов Геня Брежнев и Боря Котляров устроили меня «зайцем» и я тайком от коменданта ночевал у них в доме на улице Коминтерна, я поехал домой.

Гонорар, собственно аванс за сборник избранных стихов, я держал за пазухой, чтоб не украли. Там же была и путёвка для Марии. Настроение у меня было ещё не очень весёлое, ведь перспективы оставались неопределёнными, неясными.

Когда я входил в вагон, красноармейцы, ехавшие в нём, запели «Песнь о Якире» (слова мои, музыка Козицкого), которая в то время становилась народной, и я, бывший коммунист, слушая её, тяжко рыдал в душе…

Но что я всё о грустном!

Нужно и о весёлом.

Вернусь снова немного назад, в то время, когда были живы те, кого уже нет среди нас.

В Харькове в клубе Блакитного был устроен диспут на тему «Пути украинского театра». Собрался весь цвет советской интеллигенции. Из Киева приехали артисты во главе с Гнатом Юрой[78]. Доклад делал Лесь Курбас[79], который позже с трагическим лицом стоял у тела Хвылевого, прострелившего в отчаянии себе голову, а затем и сам ушёл следом за ним.

Председательствовал т. Озерский, прекрасный, незабываемый человек.

После доклада началось обсуждение. Были хорошие выступления, не повторявшие друг друга.

Но меня поразил один оратор, который, нравоучительно подняв палец вверх, начал:

«Когда-то Маркс сказал» (цитирует).

«А Энгельс сказал» (цитирует).

«А Луначарский сказал…»

И тут я не выдержал и перед очередной цитатой врезался в молчание вопросом из публики:

— А вы что сказали?

Грохнул оглушительный хохот, и все чуть ли не упали со стульев.

А оратор так растерялся, что не мог продолжать свою речь и отдал её в рукописном виде тов. Озёрскому, который, поддерживая свой живот, сотрясавшийся от смеха, всё повторял: «Товарищ Сосюра! Товарищ Сосюра!»

Ко мне подошёл драматург Мамонтов и попросил выкинуть ещё что-нибудь подобное, но я ему ответил:

— Хорошего — понемножку.

LIX

В 1937 году я переехал с семьёй в Киев. Мне дали в «Ролите» — доме писателей — квартиру на шестом этаже, а потом на третьем, после того как репрессировали Семиволоса, а позже Проня.

Грустно было на горе других, постигшем их не по моей воле, вить своё поэтическое гнездо.

Я продолжал свой литературный путь и хотя формально был непартийным, но духовно ни на минуту не отрывался от партии.

Когда моё исключение из партии было санкционировано бюро Харьковского горкома, секретарь горкома, длинноусый украинец (правда, говоривший по-русски), сказал мне:

— Мы оставляем двери партии открытыми для тебя. Только ты докажи своим творческим трудом, что тяжкие свои ошибки перед партией исправил (меня же исключили как «зоологического националиста»!), и мы возвратим тебя в свои ряды.

Между прочим, после того бюро мы вышли на Сумскую с Кузьмичом, секретарём нашей партийной организации, и он мне сказал:

— Ну, Володя, отдай мне партбилет…

Я весь внутренне задрожал от страшного отчаяния, душа моя зарыдала, закричала, а правая рука оторвала от сердца (или вместе с сердцем) и отдала Кузьмичу моё счастье, моё всё, чем я жил, что мне светило, и пошёл в сумерки…

Почему я отдал партбилет, а не боролся за него?

Я знал, что всё согласовано с теми, кто «свыше», и что из моей борьбы ничего не получится. Даже не согласовано, а «свыше» сказано голосом Затонского: «Он не наш. Пусть у него хоть двадцать партийных билетов, но он не наш».

В 1939 году за выдающиеся заслуги в развитии украинской советской художественной литературы я был награждён нашим правительством орденом «Знак Почёта».

Был правительственный банкет, связанный с именем бессмертного Шевченко.

Корнейчук спросил меня:

— Хотите познакомиться с Никитой Сергеевичем?

Я сказал, что хочу.

Тогда он подвёл меня к товарищу Хрущёву и познакомил меня с ним.

Никита Сергеевич сказал мне:

— Я думал, что вы гораздо старше выглядите. Вы извините меня, что я так говорю.

Я ответил:

— Если бы я меньше пережил, я б выглядел ещё моложе.

Держался я спокойно, но в душе — буря от воспоминаний всего, что так страшно довелось пережить…

А Никита Сергеевич смотрит на меня своими зелёными (а может, они показались мне зелёными от электрического света, а они карие?!) и удивительно чуткими глазами, и в мою душевную бурю проникает, словно луч солнца из окутанного грозовыми тучами неба, его спокойный, отцовский голос:

— Получите орден Ленина.

И моя буря враз стихла, и взволнованное море души стало спокойным, как глаза товарища Хрущёва.

LX

А мука от того, что я вне рядов партии, всё росла, и настал момент, когда я позвонил в ЦК: хочу поговорить с Никитой Сергеевичем по личному вопросу, тем более что на правительственном банкете Никита Сергеевич мне говорил: «Жаль, что в таких условиях нет возможности поговорить как следует».


Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Стихотворения и поэмы

В. Н. Сосюра (1898–1965) — выдающийся поэт Советской Украины, лауреат Государственной премии, перу которого принадлежит более пятидесяти книг стихов и около пятидесяти поэм. Певец героики гражданской войны, автор пламенно-патриотических произведений о Великой Отечественной войне, Сосюра известен и как тонкий, проникновенный лирик. Народно-песенная музыкальность стиха, изящная чеканка строк, пластическая выразительность образов — характерные черты дарования поэта.Настоящее издание по своей полноте превосходит предшествующие издания стихов Сосюры на русском языке.


Рекомендуем почитать
Александр Грин

Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Туве Янссон: работай и люби

Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.


Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С винтовкой и пером

В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.