Третья пуля - [2]

Пейдж снова заколебался.

— Понимаете, сэр, в обвинении было несколько слабых пунктов. Прежде всего, старуха не могла с уверенностью опознать в Уайте напавшего на нее. Если бы у него были опытный адвокат и другой судья, не сомневаюсь, что его бы оправдали. Но вместо того, чтобы согласиться на защитника, которого ему хотел предоставить суд, этот болван решил защищать себя сам. К тому же его поведение в суде не вызывало сочувствия и настроило судью против него. Старый Мортлейк практически приказал жюри признать его виновным. Когда судья спросил Уайта, есть ли у него возражения против приговора, он ответил: «Вы дурак, и я вскоре с вами встречусь». Очевидно, это восприняли как угрозу. Тем не менее он едва не свалился в обморок, когда Мортлейк приговорил его к пятнадцати ударам плетью.

— Знаете, Пейдж, мне это не нравится, — промолвил заместитель комиссара. — Разве не было оснований для обжалования?

— Уайт не стал подавать апелляцию. Он больше ничего не сказал, хотя, как мне говорили, с трудом перенес порку. Но мнения о нем противоречивы, сэр. Некоторые высказывались в его пользу, а некоторые — против него. Он отбыл наказание в Уормвуд-Скрабс. Начальник тюрьмы и тюремный врач дают о нем прекрасные отзывы, но капеллан и сержант Борден, который арестовал Уайта, говорят, что он порочен насквозь. Как бы то ни было, Уайт был образцовым заключенным. Отбыв традиционную шестую часть приговора, он был досрочно освобожден за хорошее поведение шесть недель назад — 24 сентября.

— Продолжая свои угрозы?

— Нет, сэр, — уверенно ответил Пейдж. — Конечно, его освободили условно, и мы присматривали за ним. Но до вчерашнего дня все было хорошо. В четыре часа мы получили от одного ростовщика телефонное сообщение, что Гейбриэл Уайт только что приобрел в его лавке огнестрельное оружие. Вот это оружие.

Пейдж подтолкнул через стол револьвер «айвор-джонсон» 38-го калибра. Бросив любопытный взгляд на лежащий рядом пистолет, полковник Маркуис подобрал револьвер. Из полностью заряженного барабана был произведен один выстрел.

— Поэтому, — продолжал Пейдж, — мы распорядились задержать его — просто на всякий случай. Но потом нам позвонила мисс Айда Мортлейк, дочь судьи, сообщила, что Гейбриэл Уайт собирается убить старого Мортлейка, и попросила срочно что-нибудь предпринять.

— Не хочу делать поспешные выводы, — с саркастической усмешкой заметил полковник, — но не хотите ли вы сказать, что мисс Айда Мортлейк молода и очаровательна, что наш Адонис[3] по имени Гейбриэл Уайт хорошо с ней знаком и что судья знал об этом, вынося суровый приговор?

— Да, сэр. Но я скоро к этому подойду. После этого сообщения суперинтендент решил, что мне лучше немедленно отправиться в Хампстед, где живут Мортлейки. Я взял с собой сержанта Бордена, так как он уже имел дело с Уайтом. Мы вскочили в полицейский автомобиль и быстро добрались туда.

К дому прилегает обширная территория. Но пригороды вокруг Хампстед-Хит разрослись настолько, что дома и виллы со всех сторон подступают к участку судьи, и теперь его окружает каменная ограда высотой в пятнадцать футов.

На территорию только два входа: главная подъездная аллея и вход для торговцев. За первым присматривает старый слуга Робинсон, который живет в сторожке. Он открыл нам ворота. Было уже около половины шестого, и почти стемнело. К тому же шел дождь и в добром ноябрьском стиле дул ветер.

Робинсон сказал нам, что судья находится в павильоне среди деревьев, ярдах в двухстах от дома. Это маленькое строение — в нем всего две комнаты, разделенные коридором. Одну из комнат судья использовал как кабинет. Робинсон не сомневался, что он там. Вроде бы судья ожидал в половине четвертого к чаю старого друга, поэтому позвонил Робинсону в сторожку, сказал, что идет в павильон, и велел проводить туда посетителя, как только тот появится.

Борден и я направились по дорожке влево. Хотя павильон окружали деревья, ни одно из них не росло менее чем в дюжине футов от него, поэтому мы хорошо его видели. В середине павильона находилась дверь с веерообразным окошком над ней, а с каждой ее стороны — два окна. Окна справа были темными, а в окнах слева сквозь плотные занавеси пробивался свет. В коридоре тоже горел свет — он был виден сквозь окошко над дверью. Поэтому мы смогли разглядеть высокого мужчину, вынырнувшего из-за деревьев справа и побежавшего к парадной двери.

Дождь хлестал нам в затылок, гремел гром, и молния сверкнула как раз перед тем, как высокий мужчина взялся за дверную ручку. На пару секунд вокруг стало светло, как в фотостудии. Борден окликнул мужчину, и тот обернулся.

Это был Гейбриэл Уайт — молния не оставляла никаких сомнений. Увидев нас, он выхватил из кармана револьвер, но не для того, чтобы стрелять в нас. Уайт открыл дверь павильона и побежал по коридору к двери кабинета слева. Мы тоже побежали — Борден значительно опередил меня и кричал так громко, что мог перекрыть звук трубы в Судный день.

Услышав крики, судья Мортлейк подошел к окну слева, раздвинул портьеры и выглянул наружу. Хочу подчеркнуть, что никаких ошибок или подмен быть не могло. Это был старый Мортлейк — я много раз видел его в зале суда, и в тот момент он был жив и невредим. Его лысина поблескивала при свете. «Кто там?» — окликнул судья, а потом повернулся от окна.