Третья молодость - [58]

Поскольку я не была мальчишкой и никогда не стреляла из трубочки, не взрывала бертолетову соль и прочие такие вещества, взрывной материал доставил мне массу хлопот. Бредни выдумывать не хотелось, и я потребовала разъяснений от Марека, имевшего по этой части большой опыт. Пожалуйста, он готов служить советами и всеми своими знаниями. Я приобрела составные, изготовила взрывчатую смесь и на всякий случай отправилась проводить испытания на наш участок. Лежал глубокий снег. Ко мне сбежались все окрестные кошки, я угостила их фаршем, а войти на участок не" сумела – калитку заклинило намертво. Остатки фарша я бросила как можно дальше – ох, как кошки ходят по снегу, неописуемо! Все-таки они добрались до угощения, и я могла приступать к опыту.

Фитиль получился, даже горел как надо, но догорал до взрывчатки, и привет. Фитиль гас, взрываться ничего не желало. Я растерялась, вернулась домой и приступила к новым опытам. Никакого толку. Изготовила потрясающую взрывчатую смесь и изо всех сил лупила по ней молотком на лестнице – никаких результатов.

– Чего ты напугал, к чертям собачьим? – с претензиями набросилась я на Марека. – Я же не собираюсь взрывать Белый дом! Я всего-навсего пишу книгу!

Он попытался взорвать смесь собственноручно и тоже пришел в недоумение – просто-напросто нынешние спички никуда не годятся. Не на взрывы рассчитаны. Он принес старые охотничьи спички. Сколько мы намучились, чтобы взорвать крышку от кофейной банки, это уму непостижимо. В конце концов удалось добиться хоть какого-то результата, и я успокоилась.

В Алжире мой сын с ходу взмолился:

– Мать, ради Бога, поезди с Ивоной, ей ведь детей возить, надо научиться!

Я понимала его прекрасно. В качестве инструктора попробовала поездить с невесткой.

У молодых людей железная психика и стальные нервы. Ивона водила машину спокойно, без всяких выкрутасов, но обладала одним недостатком – никак не желала принимать в расчет педаль тормоза. Невзлюбила ее, и все тут. И убедить Ивону пользоваться педалью представлялось мне прямо-таки сизифовым трудом. Вспотевшая, вся на нервах, я наконец предложила:

– Знаешь, поводи машину по кругу и постарайся подъехать к дому, а я посмотрю из окна.

Дети тогда жили в Махдии, в доме у шоссе, на третьем этаже. Подъезжали к дому следующим образом: с шоссе надо резко свернуть вправо и въехать на дополнительную параллельную полосу. Элементарное дело, ничего сложного. Ивона послушалась.

Я наблюдала ее маневры из окна. Свернуть резко вправо ей удалось запросто, но отвращение к тормозной педали привело к тому, что она уперлась носом в забор школы. Сумела затормозить, лишь ткнувшись в него, дала задний ход, въехала на школьный двор и, сделав полный круг, подвела машину к дому. Я мягко (правда, на повышенных тонах) попросила, чтобы Ивона попыталась повернуть сразу, минуя школу. Она попыталась, опять остановилась перед забором, дала задний ход и подрулила к дому. В очередной раз, проигнорировав забор, она сразу вкатила на школьный двор...

Огорченная, я сообщила о невесткиных успехах сыну, и принялись мы обучать Ивону сообща. Возвращались из Махдии в Тиарет, Ивона вела, мы спокойно ее инструктировали.

– Впереди грузовик, а навстречу едет машина, пропусти ее. Не хватит места разъехаться, тормози. Грузовик впереди, тормози. Грузовик!.. Тормози!!!

Мы заорали оба в один голос. Ивона успела тормознуть.

– В машине, на которой я училась, тормоз что надо – лишь прикоснешься, уже остановилась, – обиделась Ивона. – А тут педаль плохо работает.

В конце концов она научилась водить, хотя до того, сворачивая в юру наискосок к рынку, устроила пробку на полгорода, а в письме ко мне позже меланхолически сообщила:

«Полицейский на рынке, прежде такой вежливый, теперь, как только я подъезжаю, сплевывает, бросает шапку оземь и уходит с перекрестка...»

Вообще-то манера езды в Алжире имеет свою специфику, о чем осведомлены лишь те, кому довелось там побывать. При встрече с другой машиной прежде всего проверяешь – если араб за рулем смотрит на дорогу, можно ехать невзирая на правила движения, если же он глазеет по сторонам, ехать нельзя ни в коем случае. Лица, пренебрегшие этим правилом, потом долго ремонтировали свои средства передвижения.

Дети жили сначала в Оране, потом в Тлемсене, и я в обоих местах побывала. Не понимаю Камю. Он написал, что Оран некрасивый город. И где у этого человека были глаза? Какое там некрасивый – очаровательный красочный город! Меня, по крайней мере, он очаровал. В Тлемсене Ивона прикармливала двадцать кошек. Днем они валялись по всем диванам и стульям, но усвоили твердо: ночь надо проводить на улице.

В Махдии я познакомилась с Саси, молодым арабом, любившим Польшу и поляков. Он подумывал даже насчет жены польки, но мы ему втолковали, что ни одна польская девушка никогда не привыкнет готовить обед, стоя на коленях. Телевизор у арабов стоял на половине высоты стены, а огонь разжигали обязательно на уровне пола. Мамаша Саси, дама прогрессивная, обучала меня подкрашивать глаза хной – делала она это одним легким движением, не глядя в зеркало, а по-французски говорила лучше меня.