Третий знак киберкалипсиса - [9]

В левом ухе мужчины посверкивала золотая серьга, он смотрел на меня и что-то говорил, а я ничего не слышал: будто клочья еще не до конца растаявшего тумана глотали его слова - он открывал рот, слова влетали в туман и исчезали, пока наконец туман совсем не растаял, и тогда я услышал странную фразу, лишенную начала:

- …а дальше…

- Я заблудился! - невпопад ответил я.

- Ты с тех холмов? - спросил после паузы мужчина. Я кивнул.

Котоголов сидел на пожухлой траве рядом с большим лобастым псом, и оба они зачем-то смотрели в сторону серых теней все еще не растаявшего вслед за туманом города.

- Вы никогда не приходите сюда, - сказал мужчина, - вам сюда нельзя!

- Я заблудился, - повторил я, а затем сбивчиво начал рассказывать о том, как еще утром пошел с котоголовом ловить рыбу, и как прилег на солнышке и меня разморило, и про то, как котоголов внезапно свалился в воду и мне пришлось бежать вдоль ручья, который внезапно стал речкой, а потом и рекой.

- Тебе надо обратно?! - то ли спросил, то ли утвердительно сказал мужчина.

- Они меня потеряли, - тихо проговорил я и подумал, что Старшая Мать обязательно будет сердиться, но больше всего мне стыдно перед Монкой, которая и послала меня ловить рыбу.

- Я тебя провожу! - сказал мужчина, а потом вдруг спросил: - Тебя как зовут?

Я замялся.

Нам нельзя было называть своих имен никому, кроме тех, кто жил с нами в одном жилище. Это тоже было правило, установленное матерями света еще задолго до моего рождения. По крайней мере, они сами говорили так, а еще учили нас тому, что имя означает всю нашу будущую судьбу.

- А что значит «Тимус»? - спросил я Старшую Мать сразу же, как только услышал на занятии про имя и про судьбу. Она отвесила мне подзатыльник, и я решил, что пока мне просто нельзя этого знать, как нельзя знать, к примеру, и то, что было в то время, когда все было иначе и был искусственный свет.

- Меня зовут Хныщ, - сказал мужчина. А потом показал на собаку и добавил: - А его - Волк!

Я продолжал молчать. Котоголов посмотрел на меня, и мне вдруг показалось, что он улыбнулся.

- Не хочешь, не отвечай! - засмеялся мужчина. И вдруг громко свистнул.

Пес сразу же вскочил и подбежал к хозяину.

- Пойдем, - сказал седобородый, - мы тебя проводим!

И он, не оглядываясь, зашагал в сторону леса, пес бежал впереди, а котоголов - рядом со мной, временами то ли исчезая, то ли просто сливаясь шкуркой с жухлой осенней травой.

Мне хотелось рассказать обо всем этом Монке, но я не мог.

Еще одно правило: мы никогда не должны разговаривать ни с кем, кроме тех, кто живет с нами в одном жилище.

От них всегда исходит угроза, угроза же означает опасность, опасность может принести смерть.

Наша задача - жить и спасать свет.

Мы живем лишь ради этого, хотя только матери света знают, как делать так, чтобы свет был.

- Ты сегодня будешь сторожить бочку, - вдруг сказала Монка, - это просила передать тебе Старшая Мать!

Старшая Мать даже не захотела разговаривать со мной. Она просто велела передать Монке, что я наказан и что я буду сторожить бочку, а это значит: всю ночь не спать и смотреть, чтобы огонь не был ни большим, ни маленьким и чтобы он горел ровно, и временами надо будет брать ведро с вонючей жижей и добавлять ее в бочку, чтобы огонь не гас.

- Иди поешь, - сказала Монка, - и не попадайся Старшей Матери на глаза!

Мне захотелось плакать.

Ведь я ни в чем не был виноват. В конце концов, я мог плюнуть на все и не нестись спасать котоголова, который сейчас все шушукается и шушукается о чем-то с Монкой. Мерзкая тварь, отвратительное создание, гад хвостатый, слова возникали во мне сами по себе, мне хотелось подобрать с земли каменюгу покруче и швырнуть в звереныша. Хотя он тоже ни в чем не был виноват.

Мы с ним оба не виноваты, но меня посылают сторожить бочку.

А котоголов останется с Монкой, и она будет гладить его по голове, а он тихо и сладко урчать, и на его мордочке опять появится странное выражение, дающее сходство с маленьким ребенком.

Котоголовам можно все. Ведь только они знают, где и в каких ямах плещется темная жидкость, которой наполняются бочки.

И где надо ловить рыбу.

И как снимать боль.

Когда кто-нибудь заболевает, то один из котоголовов вспрыгивает на больное место, и через несколько часов боль отступает.

- Пора, - говорит мне Монка, - дождавшись, пока я доем оставленный мне кусок мяса. - Тебе пора сменять Белку.

Белка - моя ровесница. Мы недолюбливаем друг друга, ей не нравится, что я вижу странные сны и что Старшая Мать временами просит их рассказывать.

А мне не нравится, что Белка часто смеется надо мной и говорит, что настоящий мужчина должен меньше спать, тогда он будет чаще ходить на охоту.

Но сегодня я не стану спать.

Старшая Мать потому так и взъелась на меня, что ей приходится меня наказывать.

- Иди, - говорит Монка, - и смотри не засни!

Опять ярко светит огромная, в полнеба, луна, так что мне хорошо видно, куда идти.

Белка караулит самую дальнюю из бочек. Вокруг серо-черные тени деревьев, еще не наступил тот час, когда просыпаются ночные птицы, но мне все равно не по себе.

В жилище сегодня будут играть в биоскоп.

Я не знаю, что они будут смотреть, может, что-то такое, только для взрослых.